Жоэль Шапрон – частый гость Москвы. Как минимум раз в год он приезжает отбирать российские фильмы для Каннского фестиваля. Заместитель директора компании «Юнифранс» по Восточной Европе, он пользуется репутацией одного из самых авторитетных экспертов по нашему кино во Франции. Взгляд со стороны всегда интересен. Но одновременно это взгляд человека, знающего наше кино изнутри: Жоэль давно его изучает и кровно заинтересован в том, чтобы Россия в Канне была представлена достойно.

Наш разговор начался с темы, которая все чаще становится предметом полемики: можно ли считать многие российские фильмы – российскими? Отчаявшись найти инвесторов дома, мастера все чаще ищут денег за границей, и значительная часть картин фигурирует на фестивалях от имени зарубежных продюсерских фирм. Так было и с комедией Павла Лунгина «Свадьба», которая в Канне-2000 представляла то ли Россию, то ли Францию. Случай отягощался тем, что и сам режиссер давно живет во Париже. С другой стороны, копродукция стала нормой современного кино, и в том же Канне большинство картин содержали в титрах ссылки на три-четыре страны, причастные к их созданию. Нормальное дело.

Тем не менее российские кинокритики дружно отрекались от Лунгина: «Не наше это кино!». Как выяснилось в разговоре с Жоэлем Шапроном, ему тоже пришлось услышать неприятное: «Опять в конкурсе нет русских фильмов!» – «Как нет? – удивлялся Шапрон. – А »Свадьба«?» – «Это французское кино!» – убежденно отвечали ему.

-- Но это такое же французское кино, как «Утомленные солнцем», – утверждает Жоэль Шапрон. – Там тоже французский продюсер и в основном французские деньги.

-- Как Лунгин стал фаворитом Канна? В нашей критике считают, что он просто выгодно продает российскую «чернуху».

-- Мы с ним познакомились десять лет назад, когда его «Такси-блюз» был в каннском конкурсе. Для нас он стал открытием. Потом возник «Луна-парк» – в том же духе. Мы воспринимали эти фильмы как образцы нового русского кино. Во Франции почти ничего не знали о российском кино 80-х, да и новая Россия была не слишком известна – картины Лунгина восполняли пробел. Но потом появилась его «Линия жизни» – и мы растерялись. Это была странная карикатура с неубедительными актерами. Зрители на нее почти совсем не ходили. Мы считали ее неудачей и ждали нового фильма – чтобы понять, куда идет этот режиссер. Все это понимал и он сам. И решил вернуться к тому, что хорошо знал, – к маленьким интимным историям и тому типично русскому сумасшествию, которое он так хорошо показал в персонажах «Такси-блюза». В «Свадьбе» все это есть – витальность, жизненная сила пронизывают фильм. Коммунизм, царизм, Ельцин или Николай Второй – все равно, ничего в этой русской деревне не меняется. Жизнь идет независимо от политических режимов.

-- Вы посмотрели много наших новинок. Ваши впечатления?

-- В России сейчас делают в основном то, что на Западе зовут «полицейскими фильмами» – детективы. Других жанров мало, и мне нравится, что в Канне Россия была представлена комедией. До сих пор выстраивался качественный, но довольно мрачный ряд: «Мать» – «Цареубийца» – «Самостоятельная жизнь» – «Утомленные солнцем» – «Хрусталев, машину!» – «Молох». Все беспросветно.

-- На Западе, я не раз слышал, сложился образ российского кино как нескончаемого сеанса национального мазохизма.

-- Что-то есть. Не мне судить, насколько такой мазохизм отражает национальное сознание. Но направление ума несомненно. В этом году я посмотрел около 35 фильмов. Говорить о каком-то едином стиле я бы не рискнул. Но все современное русское кино укладывается в довольно узкий жанровый спектр. Особенно поразило, что не было ни одного фильма, снятого женщиной. И очень мало дебютов. Причем все дебютанты – выходцы либо из других кинопрофессий (Атанесян, Гиллер, Бородянский), либо из кинематографических семей (Егор Кончаловский, Илья Хотиненко). Но это как кровосмесительный брак: нет притока новой крови, нет полноценного нового поколения. Я не понаслышке знаю о трагической ситуации в российском кинообразовании. Это тревожные симптомы.

-- Вам так и не удалось заметить какие-то обнадеживающие тенденции? Попытки преодолеть кризис?

-- Если говорить о кризисе идей – он, похоже, отступает. Но беда в другом – новые фильмы оказались как бы старыми. Мне показали картины, которые должны были появиться год назад. Их начинали снимать в 1997-м, 1998-м, один фильм – даже в 1993-м. Потом, после августа 1998-го они затормозились и закончены только теперь, оставаясь кинематографом 1997 года. Сами продюсеры признают, что в новой ситуации они бы эти фильмы уже не запустили – слишком многое изменилось в обществе, его настроениях и приоритетах. Когда люди вкладывали в кино деньги, они думали, что страна на подъеме. Сейчас иная ситуация, и когда видишь, что происходит с тем же «Медиа-Мостом» и Гусинским, понимаешь: вкладывать деньги в кино сегодня – род безумия. Я не уверен, что один из самых успешных ваших продюсеров Игорь Толстунов вложил бы сейчас деньги в «Восток – Запад». Поэтому делать прогнозы сейчас невозможно. Пока в России не сложится более или менее стабильная ситуация, кино не сможет нормально функционировать. Если через год, отбирая фильмы для Каннского фестиваля, я увижу картины, действительно сделанные в 2000 году, – они будут отражать нынешнее состояние России. Если опять покажут новое-старое кино, оно будет смотреться как архаика.

-- В российском кино доминируют «крими» – что вы о них думаете?

-- Не думаю, что у пугалок про мафию есть перспектива. Этот жанр – фирменное блюдо Голливуда, и состязаться на этом поле невозможно. Либо надо придумать свой подход. Во Франции Ален Корно снял фильм под названием «Кузен» – на арго это значит «Стукач». Герой занимается нелегальным бизнесом, но в обмен на информацию полиция закрывает на это глаза. Детектив, но – в стиле Мельвиля 60-х годов. То есть то, чего в Америке не умеют. Но как только ты всерьез достаешь пистолет – то если ты не американец, на этот пистолет никто не захочет смотреть. Так что у меня сложное впечатление о современном русском кино. В России всегда были и будут хорошие режиссеры. Кризис, пусть я покажусь консерватором, – на стадии сценариев. Бунюэль сценарии переделывал по шесть раз – а у вас предаются иллюзиям, что все можно довести до кондиции прямо на съемках. И самые замечательные истории рассыпаются. Смотришь и думаешь: уже все ясно, ну чего ты тянешь, ведь зрители не идиоты! Когда-то редакторы на ваших студиях работали под давлением цензуры. Но они читали, и перечитывали, и еще раз перечитывали, и буквально садились сценаристу на голову, вынуждая его работать. Сейчас эту функцию не выполняет никто. И как бы хорошо ни была поставлена картина, все длинноты и несообразности остаются на экране.

-- Напоследок хочу вернуться к фильму Глеба Панфилова «Романовы». В российской печати все более укрепляется версия о том, что в Канн фильм не попал, потому что признан слишком традиционным. Давайте еще раз восстановим истину.

-- Могу только повторить: к моменту формирования конкурсной программы картина была еще в работе. Я ее посмотрел на кассете, мне она понравилась – серьезная, фирменно «панфиловская» работа. Мы и не ждем от этого режиссера авангарда и были бы рады видеть фильм в конкурсе – но картина просто не была готова. Что касается иных версий – пусть они остаются на совести авторов.