Венеция’2025: рецензия на фильм «Франкенштейн» — старомодную сказку о боли бессмертия от Гильермо дель Торо

Гильермо дель Торо не нуждается во вводных пассажах и подтверждении неподдельного таланта: кинематографист мексиканского происхождения давно занял собственную нишу в мире кино, получив и «Золотого льва», и «Оскары», и прочие достижения в позолоте. Его страшные сказки, будь то «Форма воды» или «Лабиринт Фавна», чаще не пугают, а заставляют плакать, а бесприютных сирот неизменно приводят к дому.

«Франкенштейн» — не новый взгляд на классический фильм ужасов Universal, который увековечил монстра в поп-культуре, а вольная интерпретация романа Мэри Шелли. Книга романистки и сказка Карло Коллоди «Пиноккио» сопровождали Гильермо с детства и, по словам режиссёра, входили в условный bucket list — список того, что надо успеть сделать в жизни. Кукольная анимация, ведущая диалог с вечностью, вышла три года назад, теперь пришла пора «Франкенштейна», который историей о смерти трогает за живое. Впрочем, как и все мифы и легенды Гильермо.

С первого кадра захватывает дух от неприступности заснеженных просторов: необъятными глыбами льдины нависли над моряками, укутанными в потрёпанные пальто. Судно сковало в северных водах: сложнее всего в диких краях даже не выбраться с хрустальной отмели, а подобрать случайного пассажира. Но капитану Андерсону (Ларс Миккельсен) предписано стать свидетелем встречи косматого человека с холодным сердцем (Оскар Айзек) и исступлённого монстра (Джейкоб Элорди) — с душой нараспашку и сжатыми кулаками. Пролог сменят две главы — создания и прощания: в первой одержимый идеей победить смерть учёный Виктор Франкенштейн экспериментирует с евгеникой и электричеством. В следующей Чудо, рождённое из опытов, хочет научиться жить и даже любить, но робкие чувства к окружающему миру обречены быть невзаимными из-за внешнего уродства существа, сшитого из других тел.

За размах — от жизни до смерти, от земли до Луны, от ненависти до любви — «Франкенштейна» дель Торо хочется немедленно искупать в любви и восхищении — самом непосредственном, не кинокритическом, а абсолютном детском. Возможно, не стоит водружать премьеру на вершину режиссёрского Олимпа, но так или иначе масштабная и классическая, или даже старомодная картина будто уносит куда-то далеко-далеко. Может, и не в XVII век (время, описанное в романе), а в не так давно ушедшую эпоху, когда фильмы казались значительными величинами — и идейно, и даже физически. Поражает и возведённая в блокбастерную величину поступь готического романа, и чарующая архитектура света и тени, и музыка Александра Деспла. Вселенная внутри кадра кажется значительной и узнаваемой: таким мир видит только Гильермо дель Торо.

Производством картины занялся Netflix, но режиссёр настоял и на усечённом прокате перед онлайн-релизом — и даже этого недостаточно. Во время просмотра на фестивале в Венеции не покидало ощущение, что «Франкенштейну» тесно на экране — ему словно нужно раскинуть полотно где-то за пределами дворцов и расправить плечи, как и чудовищу, которому из-за собственных габаритов неуютно сидеть на цепи в подвале.

Бесприютность и сиротливость монстра эмпатически передаёт с экрана Джейкоб Элорди — мурашки по коже! Свою фактуру и возмутительную красоту, по природе близкую к совершенству античных скульптур, актёр преобразует в пугающую пластику статуи с лицом, изуродованным шрамами. Актёр, которого до того можно было обвинить в успехе за счёт внешности, перевоплощается в совершенно особенное и неповторимое существо — пугающее и нежное, дикое и ранимое, живое и мёртвое. Дель Торо не следует тексту слишком скрупулёзно, но тщательно оберегает идею: как и в случае с «Пиноккио», режиссёр предлагает своё прочтение всем знакомой истории. Монстры дель Торо и прежде заслуживали проявлений гуманизма куда больше, чем люди: и призрак погибшего мальчишки в «Хребте дьявола», и человек-амфибия в «Форме воды», и теперь — словно предводитель всех изгоев — монстр Виктора Франкенштейна. Глава, посвящённая азам жизни «современного Прометея» на воле, беспрестанно заставляет сердце сжиматься: как прекрасен и ужасен мир, населённый самыми опасными существами!

Разумеется, самым непредсказуемым и жестоким созданием оказывается не порождение прозорливого ума, а обладатель амбиций поменять жизнь и смерть местами. Виктор Франкенштейн Оскара Айзека неотразим в своей решительности и отвратителен в тщеславии человека, почувствовавшего себя богом. Основным отличием от романа Шелли становится биография Виктора: вместо любящей семьи Виктору достался тиранический отец, чей перфекционизм, выбитый из сына прутьями, превращает отпрыска в такого же домашнего тирана, который требует уже от своего порождения взросления через боль и не прощает ошибок.

Венецианский кинофестиваль будто бы особенно чувствителен к персонажам, которые учатся жить с нуля, не понимая законов общества: в позапрошлом году Белла Бакстер (Эмма Стоун) осваивала мир через телесность и попрание социальных норм в картине Йоргоса Лантимоса «Бедные-несчастные». Монстр Франкенштейна — будто её младший брат, для которого физические метаморфозы неизменно связаны с насилием и агрессией. Ласковыми к созданию становятся случайные люди, которые надолго не задерживаются в судьбе: слепой старик из далёкой деревни (Дэвид Бредли) и невестка Виктора Элизабет (Миа Гот). Именно в присутствии женской фигуры рядом чувствуется родственность отшельника с другими великими изгоями мира кино, вроде Кинг-Конга. Прометей Элорди — будто бы общее признание в любви всем сиротам, отщепенцам и недолюбленным детям, не принятым большим миром. Ещё одна сказка дель Торо вновь учит милосердию и умению видеть красоту в любом живом существе: каждый гость может стать родным в доме, который построил Гильермо.