Интервью с Олегом Долиным

О роли в «V Центурии. В поисках зачарованных сокровищ»

Мне понравилось, что мой герой совершенно не похож на меня: я там блондин голубоглазый, латыш – совсем другой темп, другой взгляд. Некая медлительность там есть, сонливость – это вообще черта северных народов. Как живопись Мунка, где есть страсть и ритм, но все глубоко внутри. Я совсем другой – я импульсивный. И вообще, я кареглазый, не совсем арийской внешности – и мне это понравилось. Какое-то хулиганство в этом есть. Но когда закончились съемки, я спросил: “Все, я больше не понадоблюсь?” Мне сказали: “Нет, железно”. Мы пожали руки, я взял бритву и всю свою белобрысую шевелюру сбрил.

О фальши

Я очень критичен – не заливаюсь смехом и не обливаюсь слезами, когда смотрю свои фильмы. У меня и в “Диком поле” есть к себе много претензий, я даже на озвучании продолжал себя корректировать. Я смотрел и старался себя в чем-то уличить: здесь чуть-чуть “пере-”, здесь “недо-”. У Мейерхольда замечательно сказано, что талант – это обузданная фантазия. Вот я и стараюсь себя обуздывать.

О Михаиле Калатозишвили

Когда к Мише во Франции после фильма подошел человек, совершенно не связанный с кинематографом, и сказал: “Вы знаете, я тоже так хочу, просто жить и помогать людям!” – эти слова дорогого стоили. В последние свои дни Миша писал сценарий с Сандриком Родионовым, замыслом со мной делился. И очень торопился – у него же были огромные разрывы между картинами, он много занимался продюсированием. Надо было уже начинать кастинг, и так оно – раз, и завершилось. Неожиданно, ужасно, совершенно непостижимо.

О музыкальности

Я занимался фортепиано и летом на даче повредил себе палец на руке. Палец-то зажил, но с клавиатурой пришлось попро- щаться. В 12 лет это целая трагедия. Но я не горевал, я занялся другим музыкальным инструментом – теперь я профессиональный барабанщик и басист.

О магии

Мой отец – профессор физико-математических наук, большой ученый. То, что он мне иногда рассказывает, – это тоже магия. Только в искусстве есть выпадения из общего правила: теорема, вроде, доказана, но нет правила, по которому играть. Ты можешь все просчитать, выучить всего Станиславского наизусть, но к работе прилагается вся твоя жизнь и весь твой опыт. Выпавший из этой системы кирпичик твоей индивидуальности и дает объем, оживляет всю работу. Тогда ты смотришь на обычный, вроде бы, пейзаж, а он вангоговский! И поэтому ты от него глаз отвести не можешь.