Папа Сильвестр

Сильвестр Сталлоне делает страшное признание. Последние тридцать лет его повсюду преследует одна песня. В 1982 году она несколько недель держалась на первых строчках европейских чартов; она неизменно звучит на свадьбах, в караоке-клубах и концертах «Фабрики звезд» по обе стороны Атлантики; ее каверы исполняли настолько непохожие друг на друга артисты, как братья Джонас и Фрэнк Бруно. Это песня о вдохновении и «желании выжить». По иронии, о записавшей ее группе Survivor как раз ходили (ошибочные) слухи, будто в 80-е годы они распались.

Вы практически наверняка ее знаете, но штука в том, что вы в любом случае знаете о ней больше, чем Сталлоне, а ведь именно в его «Рокки III» /Rocky III/ (1982) песня прозвучала впервые. Он качает головой, поджимает губы и пристально смотрит на нас: «Мне стыдно признаться, но я до сих пор не знаю слов, — ухмыляется он. — Помню, начинается с Rising up…, и все! Ужас, да? Но я в самом деле никогда не знал слов Eye of the Tiger!»

Если вы давно читаете развлекательную прессу, то уловили знакомый тон, предвещающий разоблачение публичного образа звезды. Да, это одна из таких статей. Ничего не поделаешь — между реальным Сталлоне и его публичным образом действительно огромная пропасть. У Слая, как и у Микки Рурка, который повторил многие его ошибки, вместо того чтобы учиться на них, харизма и обаяние обычного человека — настолько обычного, что в это трудно поверить. Нет, это ни в коем случае не значит, что он такой, как все, — но когда Сталлоне пожимает вам руку, вы чувствуете, что вот он, здесь, в этой комнате, и смеетесь над его шутками не из вежливости, а потому, что его юмор тонкий и настоящий.

Мы встречаемся со Сталлоне на Венецианском кинофестивале, где ему вручают премию за вклад в современный кинематограф. Если вам смешно, значит, вы забыли, какое влияние на независимое кино оказал первый фильм Сталлоне, «Рокки» /Rocky/ (1976). Но он не собирается почивать на лаврах. В 63 года у Слая, кажется, открылось второе дыхание, и работает он с тем же пылом, что и в 70-е. Без иллюзий, конечно. Он знает, о чем вы думаете: «Судья Дредд» /Judge Dredd/ (1995), «Гонщик» /Driven/ (2001), «Убрать Картера» /Get Carter/ (2000)…

«Мне кажется, что меня тогда настиг синдром кинозвезды, — размышляет он, покручивая в левой руке сигару. — Я был слишком избалован. Кто-то из актеров, наверное, сейчас думает: «Да как он смеет так говорить?» Но я бывал по обе стороны баррикад. Чем больше размякаешь, тем хуже становишься как актер. Начинаешь расслабляться. А задницу, которая постоянно сидит на пуховых подушках, надрать легче».

Сегодня на Сталлоне элегантный костюм — серебряно-синий пиджак в полоску и зеленовато-олубой галстук с широким узлом — все это очень ему идет. Но его задницу никак не упрекнешь в том, что она засиделась на пуховых подушках. Напротив, последние недели ее методично мутузили: Сталлоне вносил последние штрихи в «Неудержимых» /Expendables, The/ (2010), свой новый боевик про отряд наемников, которых посылают в южноамериканское диктаторское государство. «Никогда… в своей… жизни… я не был так счастлив закончить фильм, — заявляет он, — Клянусь вам, все «Рэмбо» вместе взятые не сравнятся с этими четырьмя съемочными неделями. Просто невероятно. Сплошные трудности».

Он не преувеличивает. Мы спрашиваем Сталлоне, сколько травм он получил, и вопрос заставляет его задуматься.

«Честно? — спрашивает он, — Мне только недавно шею прооперировали. Вот, шрам остался, — он опускает воротник рубашки, открывая неприглядный рубец. — У меня теперь там металлическая пластина и три болта в спинном мозге. Донорскую кость пришлось вставлять, — затем он поднимает правую штанину. Здесь все выглядит куда хуже, как будто отрезали кусок мышечной ткани. — И тут оперировали. Шраму два месяца. От икры отрезали все мясо, отсюда — досюда. Жестко. Болело ужасно. Черт возьми! Еще через три недели операция на плечевом поясе. Капец, короче!»

И все это с одного фильма? «Ага-а, — протягивает он, поднимая руку, — Большой палец тоже нужно латать. Порвал себе сухожилие так, что зажигалкой не мог чиркнуть. Спрашиваю врача: «Когда это пройдет?» Он отвечает: «Никогда. Надо оперировать». Я ему тогда: «Нафиг! Хватит с меня операций». Слай ненадолго замолкает. «Вообще-то, вы первый, кому я это рассказал, потому что не хочется выглядеть нытиком. У меня болят оба плеча, мне только что починили ногу и вставили пластину в шею. Пятичасовая операция …»

Он говорит, что его «Неудержимые» станут боевиком с большой буквы, — и с таким набором актеров, как Слай, Дольф Лундгрен, Джет Ли и Джейсон Стэтэм (не считая камео Брюса Уиллиса и Арнольда Шварценеггера), это не пустая угроза. «Мне было жалко дублеров, — говорит он, — Я смотрел, как их швыряли о кирпичные стены. Не резиновые кирпичные стены, не компьютерные стены, нет — это, блин, был настоящий кирпич. Уж я-то знаю, меня самого в них кидали».

Несмотря на все трудности, Сталлоне тепло отзывается о «Неудержимых».

«Это фильм о группе неудачников, которые любят друг друга, — говорит он, — У них свое маленькое братство. Когда они бьются с кем-нибудь с пушками в руках, все отлично. Но стоит пулям остановиться, и все: они не могут справиться с обычной жизнью, на них жалко смотреть. У моего героя в фильме из всей собственности только кукурузник и пикап — все, что он нажил за 30 лет боевых заданий. У героя Джейсона проблемы с женщинами: там есть сцена, где он прямо посреди поля боя начинает: «Я знаю, что она мне изменяет, знаю», а я ему говорю: «Ты, блин, сконцентрируешься или нет?» И так все время. Мне такое взаимодействие показалось интересным. Создается ощущение, что эти мужики столького добились, что им все по плечу, а на самом деле они колоссы на глиняных ногах. Но экшна там просто немерено».

Так стоил ли фильм того? Боли и операций? «НЕТ! — рычит он, — Стал бы я браться за него еще раз? НЕТ!»

У Сталлоне много общего с ребятами из «Неудержимых». Он знает, каково это – быть лузером.

«Начиная с 96-го моя карьера превратилась в катастрофу, — говорит он. — Роль второго плана в «Детях шпионов» /Spy Kids 3-D: Game Over/ (2003)! Фильмы со сборами 25 тысяч долларов. «Катала», например. У меня на телефоне поселились пауки. Мои фильмы выпускали… ох, — на какое-то мгновение кажется, что он не сможет это произнести, — сразу на DVD. Последним из них был «Ангел мести» /Avenging Angelo/ (2002). Я тогда сказал: «Господи, мне хочется выкупить все эти диски и сжечь их. Кошмарный фильм!», — смеется — Съемки проходили в стиле «Приносите на площадку собственную туалетную бумагу!" Я не шучу, так и было! Просто невероятно!»

Застой в работе начал сказываться на его личной жизни. «Моей жене было особенно тяжело, — вздыхает он, — Я ей постоянно говорил: «Мне нужно сделать это в последний раз, у меня есть что сказать зрителям». И потому «Рокки Бальбоа» /Rocky Balboa/ (2006) я начинал как свой последний фильм. Это величайшая привилегия — уйти на своих собственных условиях, именно этого я и хотел от «Рокки». Разве я мог тогда подумать, что мне скажут: «Эй, а не хочешь еще раз сыграть «Рэмбо»?

И еще один «Рэмбо» планируется после «Неудержимых». Во время нашего интервью Сталлоне собирался делать его в совершенно ином ключе.

«Мне хотелось, чтобы в последней части Рэмбо отправился в мир науки, — говорит он, — И когда я впервые объявил об этом, блоггеры просто напали на меня. Но я подумал: «Отлично!» Если бы идея им понравилась, это означало бы, что она слишком предсказуема. А мне хотелось чего-то противоречивого».

Итак, еще в сентябре Сталлоне собирался начать пятого «Рэмбо» /Rambo V: The Savage Hunt/ (2011) с того, как в глыбе льда находят доисторического человека, и армия США забирает его для экспериментов с ДНК. «Рэмбо оказывается связан с этим экспериментом, — с энтузиазмом рассказывает Сталлоне. — Это разумное, но дикое существо. И оно может разговаривать, так что между ними происходят замечательные диалоги! — смеется он, — Как если бы вы разговаривали со своим подсознанием! Агрессивным подсознанием. И для Рэмбо это что-то вроде: «Я общаюсь со своим прошлым, а он — со своим будущим».

Но со времени нашего разговора планы Слая немного поменялись. Изначальная идея показалась ему чуть более противоречивой, чем нужно. «Историю про охоту на человека-зверя мы снимем с другим персонажем, — объявил он в ноябре, — А Рэмбо отправится в другую страну, в город, где пропадают молодые девушки». Каким бы ни был новый «Рэмбо», не стоит жалеть Слая в случае, если фильм провалится. Он много пишет — и книг, и картин, — причем средств, которые приносит ему карьера художника, вполне хватит на жизнь, если Голливуд снова отвернется от него. На самом деле, Сталлоне давно привык, что публика принимает его, скромного и остроумного парня, за его же альтер-эго из фильмов-боевиков.

«Не хотелось бы прибедняться, но я вполне понимаю людей, которые так обо мне думают. Очень тяжело переключить свое восприятие. Когда врываешься так же быстро, как сделал я с «Рэмбо», а потом кто-то говорит: "Кстати, он еще и писатель, и художник…», — смеется Сталлоне, — то все интересуются: «Серьезно? А еще что он делает?» — «О, он отлично вырезает по дереву — трубки, например… » – «Да бросьте!»

С возрастом как-то легче становится заниматься многими вещами одновременно. Но мои картины и тот факт, что меня приняли в мире искусства, льстит мне больше всего. Я сам всю жизнь коллекционирую произведения искусства, так что это просто потрясающе. Я иногда бужу свою жену в два часа ночи со словами: «Это невероятно! Милая, ты просто не понимаешь. Это невероятно!»

Он делает вид, будто отворачивается к стенке, не дождавшись ответа: «Ну ладно, спи. Спокойной ночи!»