Рецензия на фильм «Нью-Йорк, Нью-Йорк»

Обреченное на непонимание произведение искусства, которое, тем не менее, останется жить в веках.

Однажды театральный режиссер Кейден Котард получает по лбу сорвавшимся водопроводным краном. Этот инцидент запускает, или вернее обнажает, механизм, называемый человеческой жизнью и включающий в себя творчество, свидания с женщинами, татуированных детей, боль, секс, дряхлость, коктейли с вишенками, других людей, проекции других людей и похороны.

Подобрать название, которое подходило бы этому фильму меньше, кажется, нельзя. Ничего похожего на мюзикл с Лайзой Миннелли тут, естественно, не будет. Как не будет и признания в любви Бруклинскому мосту и белкам в Центральном Парке. Оригинальный заголовок режиссерского дебюта Чарли Кауфмана – «Synecdoche, New York», и вот синекдох тут как раз более чем достаточно. Синекдоха – такой поэтический прием, когда частным заменяют целое и наоборот (если сказать «до гробовой доски» вместо «до смерти», получится самая что ни на есть синекдоха). Этим-то Кауфман и занимается на протяжении всего фильма. Вроде бы смотришь кино про кризис экзистенции, ремонт санузла, постановку спектакля, влюбленность в рыжую женщину, страх смерти, а потом оказывается, что все это частности.

Выходит, что фильм – и вот, к сожалению, никак нельзя избежать этих слов – о жизни в целом и все тут. Чарли Кауфман, человек с самой удивительно устроенной головой в Голливуде, конечно, должен ставить свои сценарии сам. Его представления о времени и пространстве, о снах и реальности, в чистом виде куда стройнее и прозрачней, чем в переработке режиссера Гондри. В «Нью-Йорке…», например, героиня Саманты Мортон живет в горящем доме, и дом этот горит так беззастенчиво и нахально, что перестает быть метафорой (синекдохой, боже упаси), вообще перестает означать что-либо. Просто горит себе и горит.

Движение от рождения к смерти, которое по Кауфману занимает одну десятую наносекунды, устроено, как все мы знаем, довольно заковыристо. Вот и священник в фильме говорит: «…Большую часть времени мы проводим мертвыми или еще нерожденными. А когда живем, годами можем ждать телефонного звонка или письма или чьего-то взгляда, который бы все поправил». 

Чертовски запутано, и в то же время совсем просто. Та же история с фильмом. Когда четырехлетняя дочка героя кричит: «А у меня нет крови!», – можно представлять себе небольшую красную каплю, а можно заключенную в ладной цепочке ДНК историю человечества.

Текст: Empire