Рецензия на документальный фильм «Наум. Предчувствия»: баллада о легенде киноведения

Перечислять регалии Наума Клеймана можно долго, но попробовать выделить основные все же стоит: автор сотен статей о киноискусстве, в недавнем прошлом директор Государственного центрального музея кино и Эйзенштейн-центра, Заслуженный деятель искусств Российской Федерации. За всеми громкими словами прячется простая истина: Наум Ихильевич — глыба российского искусствоведения, к чьим словам прислушиваются десятилетиями. Участие Клеймана в культурной жизни страны не ограничивается киноведением: он активно посещает фестивали, дает комментарии прессе и выступает в университетах. Даже вне институциональной повестки Клейман остается важной фигурой в публичной интеллектуальной среде. Наум Ихильевич уже оказывался перед камерой, но впервые стал центральным героем фильма о себе самом. И каждая его реплика подтверждает заслуженность перечисленных регалий.

Кадр из документального фильма «Наум. Предчувствия»

Маленький Наум думал, что восходящее солнце — это разгорающийся огонь. Детское, очень кинематографичное воспоминание задает тон всему последующему фильму — однажды в Клеймане разгорелся огонь интереса к кино и никогда не угас. Действительно, такое может быть только в кино: Наум расскажет, как на поливочной машине доехал до ВГИКа в первый день в Москве, а годы спустя люди выходили на площадь в защиту Музея кино, ведь без Клеймана и Трюффо зрители пропадут. Режиссер Андрей Натоцинский выбрал нелинейное повествование: сказать честно, следить за жизненными перипетиями Наума интересно в любом порядке, но ломаная хронология помогает ухватиться за самые эмоциональные детали — не важно, рассказывают ли нам о жизни маленького Наума или повзрослевшего Клеймана. 

За документальный фильм взялся Андрей Натоцинский — режиссер короткометражек «Край ночи» о майнинге в Абхазии и «День Победы» о главном празднике страны, сценарист мини-сериала «Гараж» Славы Мэрлоу, а еще актер: Андрея можно заметить в «Тесноте» Кантемира Балагова. Однако все эти работы были подготовкой выпускника мастерской Александра Сокурова к чему-то большему — полнометражному диалогу с Наумом Ихильевичем, который Натоцинский снимал в Вологде и Петербурге, в филармонии и офисе Фонда Сокурова и во многих других локациях. Несмотря на скромный хронометраж — один час и десять минут, — фильм близко знакомит зрителя с одной из ключевых фигур российского киноведения (и чего только не -ведения!) и доказывает, что краткость и правда — сестры таланта.

Кадр из документального фильма «Наум. Предчувствия»

«Наум. Предчувствия», будучи вполне хрестоматийной документальной картиной, удовлетворяет простые зрительские запросы — чтобы было интересно слушать и красиво смотреть. Внимать Клейману можно бесконечно — о том, как гладко поставлена речь ученого, ходят легенды. И визуальная составляющая заслуживает отдельной похвалы: не зря было несколько версий монтажа и звукового оформления. Фильм искусно рисует пространство вокруг Клеймана именно таким, каким мы его представляем: интеллигентным и спокойным. Несмотря на неторопливый темп повествования (неправильно было бы ожидать динамичного монтажа и постоянных скачков во времени), «Наум. Предчувствия» создает точку соприкосновения со всей той энергией, которую несет в себе Клейман. Вот он по-дружески общается с Александром Сокуровым, и тот улыбается ему, как мальчишка. В другую минуту Клейман, сидя на краешке стола, играючи цитирует интервью композитора Леонарда Бернстайна. Основной хронометраж картины отдан заметкам из жизни, повседневному наблюдению за Наумом в диалоге с друзьями и книгами, которые лишь иногда прерывают архивные кадры. Это не портретное кино, а медитативная прогулка в компании культурного знатока.

Единственное, на чем можно подловить фильм, так это на излишней монументальности, которую картина возводит. На глаза то и дело наворачиваются слезы, хотя веских причин нет: эмоциональная составляющая «Предчувствий» обращается со зрителем почти манипулятивно. Странно будет сказать, что подобной тональности картины обычно выпускают в качестве завещания — Клейман же, слава богу, живет и здравствует. Зато этот же самый пафос подчеркивает вечное сопротивление, с которым сталкивается Наум Ихильевич: когда-то ему сказали, что в кино без связей не берут, а затем государство было против влияния зарубежного искусства. В 2005 году Музей кино лишился своего помещения на Красной Пресне и с тех пор оставался без постоянной площадки, что сделало его уязвимым к административному давлению. В 2014 году, при обсуждении строительства нового здания, Минкульт поставил условие заменить Клеймана на чиновника из ведомства, что фактически означало попытку взять под контроль независимую институцию. Для многих музей при Клеймане был не просто хранилищем истории кино, а редким островком свободы и доверия в культурной среде.

В контрасте между торжественной интонацией и умиротворенным героем — главный парадокс фильма. В бытовых сценках рассказывается самое важное: Клейман вывел Эйзенштейна в XXI век и сделал Трюффо близким русскому зрителю. Наум Ихильевич — не герой из бронзы, а фигура, у которой впору учиться: как мыслить, говорить, быть в профессии — и при этом оставаться человечным. Сам Клейман, как и фильм о нем, пышет жизнью: едва ли можно представить кого-то настолько же любознательного в 87 лет. В самом симбиозе подающего надежды молодого режиссера Нотацинского и мэтра киноведения есть что-то магическое — значит, можно дотянуться до подобных глыб, если очень захотеть. Да и сам фильм — манифест о невозможном, к которому стоит стремиться. История жизни Клеймана доказывает, что даже при ограниченных ресурсах и в неподходящей эпохе можно добиться влияния. Его работа с наследием, системой кинообразования, методом разговора о кино в публичном пространстве — пример того, как один человек может загореться делом жизни и разжечь искру в других.