
Неудачное продолжение псевдоготического детектива с Дженной Ортегой.
Уэнсдей Аддамс (Дженна Ортега) продолжает расследовать преступления и сражаться с нечистью. В начале второго сезона девочка-гот выходит на след таинственного повелителя воронов, который убивает людей в окрестностях городка Джерико. Но поиски усложняются целым рядом проблем. Уэнсдей теряет способность ясновидения, в Неверморе героиню окружают толпы поклонников и подражателей, гиперопекающая мать Мортиша (Кэтрин Зета-Джонс) переезжает поближе к дочери, а младший брат Паггсли (Айзек Ордоньес) поступает в академию — так что за ним нужен глаз да глаз. Добавить к этому бунт в местной психиатрической лечебнице, появление на горизонте настоящего зомби и ссоры с соседкой Энид (Эмма Майерс) — получится, возможно, самый кошмарный учебный год в истории заведения.
Второй сезон «Уэнсдей» стартовал подозрительно бодро. Дело то ли в большом перерыве, во время которого авторы кропотливо перепридумывали сюжетные линии, то ли, что вероятнее, в частичной капитуляции Netflix: после успеха шоу стриминг дал больше творческой свободы съемочной команде. Отсюда поразительные и совершенно неожиданные визуальные решения. Например, целая сцена-флэшбек в стилистике ранних анимационных фильмов Тима Бертона: черно-белая готическая короткометражка про гения, у которого вместо сердца — заводной механизм. Или Кристофер Ллойд в роли местного преподавателя Орлоффа, который представляет из себя говорящую голову в гигантской банке с водой. Ну и, наконец, зомби, полностью сделанный с помощью грима. Неужели магия кино вернулась на стриминги?
Если это и магия, то очень кратковременная: та, что призвана мастерски пускать пыль в глаза. На один эффектный олдскульный эпизод в «Уэнсдей» приходится десять сцен с мультяшным Хайдом, словно сошедшим из рекламы мармеладок, и неудачной компьютерной графикой. Рассказы Тима Бертона о том, как во время работы над сериалом он душой вернулся в эпоху «Сонной лощины», кажется, лишь грамотная маркетинговая уловка. «Посмотрите — на экране почти то самое очаровательное готическое кино чудака-режиссера, который оказался слишком странным и необычным для больших студий», — как бы заявляет Netflix, пытаясь привлечь к сериалу всех, кто не считает себя пресловутым нормисом и мечтает выделяться из толпы.
Проблема в том, что сам сериал — в особенности, второй сезон — из толпы не то что выделяется: без брэнда семейки Аддамс он бы в ней просто затерялся. Создатели все так же бесстыдно смешивают вирусные эстетики, тренды и темы. Декорации магической школы с талантливыми детьми, равно как и бутылочные эпизоды про соревнования — очевидная калька с «Гарри Поттера». От неимения идей в ход идут древние жанровые штампы. Нужно раскрыть конфликт между Уэнсдей и ее соседкой Инид? Ответ очевиден: пускай герои поменяются телами без особых на то причин. Необходимо показать эмоциональный рост Уэнсдей? Почему не добавить наставника, которого видит только главная героиня. Нужно сделать сериал как можно более вирусным? Все решит минутное камео Леди Гаги и еще одна сцена с танцем — только в разы длиннее, чем перфоманс Аддамс из первого сезона.
Не сказать, что в «Уэнсдей» все настолько плохо. Новый директор школы, ушлый Дорт в исполнении Стива Бушеми, неизменно приковывает к себе зрительское внимание: отчасти из-за таланта актера, но отчасти — потому что в его одновременно слащавом и жутком персонаже кроется какая-то загадочная червоточина. То же самое можно сказать о Вещи — бродячей руке Аддамс, у которого обнаруживается неожиданно трагическая предыстория. Или про дядю Фестера (Фред Армисен) — извечного балагура и мазохиста, с удовольствием участвующего в авантюрах Уэнсдей. Про каждого из них можно было бы снять отдельный сериал, но в рамках нынешнего шоу они обречены быть яркими второплановыми персонажами — на удивление более интересными и увлекательными, чем все студенты Неверомора вместе взятые.
Больше всего разочаровывает, с какой скоростью «Уэнсдей» стремительно летит в пропасть мыльной оперы. В финале второго сезона сериал совершает, возможно, непоправимую ошибку: вместо ответов на загадки он предоставляет зрителю генеалогическое дерево. Злодеи и герои оказываются либо давно потерянными родственниками, либо старыми друзьями, превратившимися во врагов. Остальных же героев старательно шипперят и скрещивают между собой: они сходятся, расходятся, узнают об изменах, но вскоре выясняют, что, возможно, просто не так друг друга поняли. Разумеется, у всего этого есть логическое обоснование. Создатели «Уэнсдей» как бы невзначай через героев подчеркивают, что их шоу — вообще-то история о принятии своих эмоций, умении слушать и необходимости быть открытым с близкими. Но сводя сериал до всех этих избитых тем-хэштегов, авторы добровольно расписываются в собственной неспособности творить волшебство: ведь магия — это не сухой расчет, а что-то чистое и случайное. Во втором же сезоне «Уэнсдей» ничего случайного нет, поэтому и удивляться, собственно, нечему.