Рецензия на фильм «Ганнибал: Восхождение»

Это может показаться странным, но знаменитый убийца-каннибал Ганнибал Лектер в свое время тоже был маленьким. Когда ему было восемь лет, мирную жизнь его зажиточного аристократического семейства в замке под Каунасом нарушило явление фашистских извергов. Родители Лектера погибли, а сам он вместе с младшей сестренкой Мишей попытался спрятаться, но бесполезно: на них натолкнулась банда совсем уж озверевших литовцев-эсэсовцев во главе с неким Владисом Грутасом (Риз Айфэнс). Из Миши сварили похлебку, а сам Лектер (Гаспар Ульель) чудом остался жив и спустя годы, пройдя все ужасы послевоенного времени и суровую школу советского детдома, отправился в скитания по Европе. Чтобы найти себе новый дом во Франции, у вдовы своего дяди, японки леди Мурасаки (Гон Ли), стать самым молодым учеником в медицинской школе, укрепить нервную систему до такой степени, чтобы не реагировать на детектор лжи, – и тщательно, последовательно и неумолимо выслеживать оставшихся в живых людей Грутаса и его самого. Чтобы заставить их мучиться так, что не представишь и в самых страшных кошмарах. А самому вполне сознательно отведать наконец человеческого мяса.

Если рассуждать о фильме в категориях ресторанной критики, то новый "Ганнибал" более или менее калориен, куда как неплохо усваивается, да и сервирован прилично: режиссер Питер Уэббер, известный по своему дебюту «Девушка с жемчужной сережкой» /Girl with a Pearl Earring/ (2003), оказался (на сей раз при посредничестве оператора Бена Дэвиса) способен и пронизать почти что вермееровским светом лесополосу под Каунасом, и придать фрагментам расчлененного человеческого туловища на прозекторском столе вид барочного натюрморта. Исполнивший роль молодого Ганнибала 22-летний Ульель – застенчивый красавчик скейтбордист, поклонник Жанны Моро и Милана Кундеры – тоже, в общем, на месте, хотя представить, что именно из него в конце концов вырос канонический Ганнибал Энтони Хопкинса, довольно сложно. Так что качество приготовления вопросов не вызывает. Главная проблема тут в рецепте, то есть в истории.

Придумавший Лектера писатель Томас Харрис и раньше писал довольно неровно, так что по сравнению с «Красным драконом» /Red Dragon/ (2002) и "Молчанием ягнят" /Silence of the Lambs, The/ (1991) литературная основа «Ганнибала» /Hannibal/ (2001) (где история тяжелого лектеровского детства уже была намечена) грешила отсутствием былой строгости и какими-то совсем уж бульварными аттракционами. Но в "Восхождении" Харрис, похоже, окончательно зарапортовался. Есть подозрение, что если подобного рода сценарий принес бы на студию с улицы какой-нибудь неофит, его бы с улюлюканьем погнали в шею, а сама рукопись долго бы еще ходила по продюсерским рукам как пример драматургического курьеза. И дело даже не в отдельных смехотворных мелочах вроде занятий грядущего людоеда японским боевым искусством кендо (восточная философия восточной философией, а путь самурая путем самурая, но Лектер, даже юный, с бамбуковым мечом наперевес – это все-таки перебор). И даже не в чрезмерном педалировании образа свиньи (рыло скалится с барельефов в лектеровском поместье, перед приходом немцев госпожа Лектер (Ингеборга Дапкунайте) прячет фамильные драгоценности в оскаленной кабаньей голове, висящей на стене среди других охотничьих трофеев, да и сами представители славного семейства Sus Scrofa появляются на экране минимум дважды, причем в первый раз еще до всех главных героев): все-таки кабан является персонификацией греха, а как геральдический символ обозначает сочетание смелости и свирепости; да и в "Ганнибале", если кто помнит, без свиней не обошлось. Но самое главное – пытаясь развить и углубить уже существующую мифологию Лектера, Харрис окончательно ее развенчал, сведя все до примитивного психоанализа. С подобной детской травмой (если кошмар, что выпал на долю латышского мальчугана вообще можно так назвать) практически любой в конце концов дошел бы до выгрызания чужих щек. Да и рекламный слоган "все началось с мести" энтузиазма не вызывает: всегда казалось, что уж кто-кто, а Лектер в своих зверствах руководствуется иными поводами, чем вульгарная вендетта.

Так что чем ближе к концу, тем сильнее начинает казаться, что куда больший смысл имела бы иная версия "Восхождения": буколическая, бесконфликтная история воспитания юного барчука-вундеркинда, детство – отрочество – юность в окружении любящих родителей и верных товарищей по учебе, первая любовь и никаких похлебок из младшей сестры.

Но вот если бы в самом конце, за секунду до финальных титров, в глазах идеального юнца вдруг вспыхивал бы невесть откуда взявшийся недобрый огонек, эффект был бы, пожалуй, сильнее.