Рецензия на фильм «Мастер и Маргарита»

Вечерами больше не нужно спешить к "Мастеру и Маргарите"

Вот и свершилось – из всех попыток деятелей нашего кино подступиться к "Мастеру и Маргарите" последняя наконец благополучно дошла до экранов.

Чертовщина, сопровождающая сюжет, разбудила какие-то тайные подземные силы: параллельно с телесериалом Владимира Бортко обнаружилась и дремавшая в небытии картина Юрия Кары, снятая в 90-х и тогда же необъяснимо исчезнувшая. Она, как выяснилось, существует, и кое-кто уже ее видел, и кое-какую информацию мы вскоре надеемся дать читателям. А пока – подведем итоги нашего "газетного сериала", где читатели "Российской газеты" и приглашенные нами участники обсуждения делились мнениями, возникавшими по ходу телеэпопеи.

Мы предполагали, что откликов будет много. И не ошиблись – Интернет-сайт www.rg.ru ломится от писем. Многие читатели и авторы круты на руку, остры на язык и скоры на выводы, диапазон – от "Гениально!" до "Позор нашему кино!". Но впечатления накапливались, корректировались, и в целом эта переписка подтверждает: в России поэт по-прежнему больше чем поэт.

Большинство авторов сходятся на том, что это скорее неудача, чем долгожданный прорыв в мир булгаковской философской фантастики. Распространенный мотив: роман вообще невозможно экранизировать. Анатолий Смелянский, один из наиболее тонких знатоков Булгакова, вовремя напомнил: Холстомера было невозможно сыграть – но Евгений Лебедев доказал, что талант может все. Вспомним спектакль Юрия Любимова в Театре на Таганке – там роман был утрамбован в трехчасовое действо, и потери были неизбежны, но от увиденного оставалось мистически "булгаковское" послевкусие. Хотя нельзя забывать и то, что спектакль родился в иной эпохе с иным состоянием общества, и зерна его вбрасывались в иную почву.

Есть беспощадный термин: конгениальность. Нужно обладать столь же могучим творческим даром, чтобы не "перечитать" книгу – для этого любому достаточно снять книгу с полки, – но сотворить ее заново. Она может предстать неузнаваемой – как предстала пушкинская "Пиковая дама" в опере Чайковского, "Дон Кихот" Сервантеса – в балете Минкуса, "Ромео и Джульетта" Шекспира – в мюзикле "Вестсайдская история". В этих явлениях столь разных искусств одно не иллюстрирует, не дополняет и не отменяет другое – а существует самостоятельно, иной раз как бы в другой галактике, не пересекаясь и не вызывая желания зализывать раны.

В кино тоже так бывало. У великого японца Куросавы князя Мышкина зовут Камедой, и он приезжает из Окинавы в Хоккайдо, но все в этой картине дышит трагическим Достоевским. Увиденный нами сериал "Мастер и Маргарита" исправно передает ход событий, иной раз удачно озвучивает крылатые фразы, но – не дышит. Так муляж всем напоминает человека, кроме одного – нет дыхания. В кино это дыхание называют драйвом. Это некая сила, которая вас подхватывает и заставляет забыть о необходимости подсчитывать несоответствия фильма роману и эпохе. Она тоже мистического происхождения – ее связывают то с божьим даром, то с дьявольским наваждением. Эта сила есть в романе, но ее нет в сериале.

Поэтому даже в сцене бала у Сатаны – одной из самых упоительных в мировой литературе – вы можете восхититься мрачной грандиозностью декора и качественно, по-голливудски выходящими из пламени скелетами, и одновременно подавить зевок. Коровьев представляет Маргарите эти исчадия грехов человеческих – а мы видим опереточное шествие статистов с перьями, но лишенных лиц или хотя бы характерности.

Булгаков задавил авторов картины. Его неприступность на фоне фильма стала еще очевидней. Ясно, что эта книга обладает способностью так возбуждать воображение читателей, что ответить этим миллионам разных воображений нельзя – можно только уйти от них куда-то в совсем неожиданную перспективу. Озадачив, смутив и обезоружив миллионы людей с арифмометром в руке и в сердце, лишив их самой возможности сравнивать. Другого пути тут нет.

Можно спорить, насколько соответствуют детали тому, что мы нафантазировали, что давно отложилось в душе и сердце и обросло личным опытом каждого, стало индивидуальным и субъективным. Можно по справедливости ругать бесталанного оператора и отдавать должное мастерству актеров. Но целого не получится. Потому что оно не получилось у режиссера, потерявшего бразды правления на полпути.

Мне очень нравится Олег Басилашвили в роли Воланда. Неважно, что мой Воланд совсем другой. Неважно даже, что в сценах на балу ему придан грим Шаляпина в партии Мефистофеля. В Басилашвили есть, при всей статичности его пребывания на экране, внутренняя трагическая энергия, которая возникает в результате большой и давней работы души. В нем есть сила и мудрость вечности. Как есть они в Кирилле Лаврове. И я тоже отметил, что Мастер у Галибина хорошо вылеплен как скульптура, но этой энергии лишен. Что Маргарита спала, пока не проснулась дьяволицей. Что насколько хороши Берлиоз у Адабашьяна и Бездомный у Галкина, настолько невыразительны второстепенные персонажи. Что же до Бегемота, то плюшевый костюм еще полбеды в сравнении с озвучившей кота самодеятельностью. Фелинологическую катастрофу завершил Баширов, не утруждающий себя какой-либо игрой вообще.

Но все это припарки телу, умершему до рождения. Не рожденному. Это было десятисерийное отпевание надежд. И смириться с этим по ходу сериала не сразу получилось – поначалу казалось, что вот-вот начнется. Первая встреча героев у Патриарших даже обнадеживала: актеры собрались очень хорошие. Но уже отрезанная голова Берлиоза вызвала первые опасения, что будет страшилка в духе не Михаила Булгакова, а Дарио Ардженто.

Потом удивительным образом пропал ритм. Причем навсегда. Без ритма картина расползлась, стала скучной. И к сценам Маргариты и Мастера мы уже пришли в состоянии не соучастника, но зеваки. Тема любви – не только всепоглощающей, как в романе, но даже и обыденной – только обозначена. К этому моменту мы обнаружили и другую пропажу: куда-то делась линия Иешуа и Пилата. Удивительно, что по композиции фильм словно бы следует роману, но там пропажи не замечалось. Потому что там единый полет начинается задолго до рейса Маргариты на метле от Арбата до шабаша и заканчивается только с последней строчкой. А в фильме летает лишь Маргарита, да и та, как мне заявила знакомая с этим делом коллега, сидит на метле не как положено.

Вместе с ритмом разрушилась намечавшаяся художественная логика: цветной миф и черно-белый быт, цветные страсти и монохромный мир задушенных системой душ. Цвет стал контрабандой проникать в московские эпизоды, отчего сцены в Варьете стали неотличимы от лучших созданий "Аншлага". Пошли сбои вкуса: эпизод с Иешуа и Пилатом в 8-й серии уподобился эпизоду из "Праздника святого Иоргена" (1930) – в действие вступили собственные экстатические видения режиссера, не то что не имеющие отношения к роману, но – другого уровня. В 9-й серии фильм вошел в крутое пике и врезался в землю еще до начала 10-й. Все на экране смертельно устали.

В романе был воздух. Большая литература нам открыла, что воздух – понятие географическое: есть воздух легкий парижский, туманный лондонский, а есть московский, и в нем своя поэзия, неброская, но изумительная, какой нет больше нигде. "Мастер и Маргарита" – самый московский из романов, через него можно в Москву влюбиться. Этой любви тоже нет в фильме. Более того, петербуржец Бортко счел возможным снять Москву в Питере, что привело к обезличке местности. Он сослался на то, что в Москве не осталось булгаковских пейзажей. Наверное, он мало ходил по Москве и не имел времени ее полюбить. Это бывает. Но тогда браться за Булгакова было безумием. Потому что вместе с Москвой из фильма выкачали воздух.

Одно для меня бесспорно: фильм – не халтура, и если заблуждение, то добросовестное. Это огромный, отважный, вызывающий уважение труд людей по-разному одаренных и по-разному любящих Булгакова. Любить его одинаково, по-видимому, невозможно: как правильно произнести тираду о квартирном вопросе, каждый из нас знает лучше всех.

На том успокоимся. Ничего страшного не случилось. Случилось хорошее: кто-то, как ваш покорный слуга, снова с восторгом ощутит, что мимо прошелестела тень величайшего русского романа XX века, кто-то впервые заинтересуется магической вещицей Булгакова, а кто-то утвердится в своем мнении, что в ней на самом деле ничего такого нет. Спасибо всем, кто принял в нашем эксперименте заинтересованное участие.