Рецензия на фильм «Серафина из Санлиса»

Франция, канун Первой мировой. Парижский галерист, открывший миру Пикассо, мило отдыхает в захолустьи. Здесь он с удивлением узнает, что немолодая тетка (Йоланда Моро), которая приходит к нему стирать белье и мыть полы, тоже занимается живописью – пишет натюрморты из зловещих букетов и тревожных фруктов. Поняв, что перед ним новый Анри Руссо, которого, кстати говоря, он тоже недавно открыл миру, галерист, немец по-паспорту, вынужден бежать из Франции – на носу война. Через десять лет он начнет курировать женщину повторно, но делу вновь мешает форс-мажор – мировой финансовый кризис. Галерист теряет меценатов. Художница – спонсора и, через какое-то время, рассудок тоже.

В основу "Серафины" положен занятный, но довольно камерный эпизод из истории современной живописи. Парижский галерист – это Вильгельм Уде, арт-теоретик и первый энтузиаст наива: Руссо, упомянутого в фильме, действительно открыл он. Уборщица-художница – Серафина Луи, или Серафина из Санлиса, городка, где она мыла полы, рисуя по ночам фрукты. В общем, козырей, которые нужно эффектно сбросить, чтобы уговорить кого-нибудь обязательно посмотреть эту картину, в наших руках немного. Фильм про Пикассо, Руссо, ну или какого-нибудь Бальтюса, которого также открыл Уде, были бы лучшим здесь подспорьем, но байопиком практически неизвестной у нас французской наивистки прошлого века заманивать публику в зал довольно сложно.

Но заманивать мы все равно будем. Заманивали же на «Париж» /Paris/ (2008) Седрика Клапиша и «Враг государства №1» /Mesrine: L'instinct de mort/ (2008), хотя семь из девяти "Сезаров" достались в прошлом году не им, а "Серафине", в том числе как лучшему фильму года. И достались совершенно правильно: ни гангстерскому эпику с Касселем, ни кокетливым экспериментам с коллективным портретированием парижан абсолютно нечем крыть большую, мозолистую, натруженную Робером Брессоном кинотрадицию, за которую держится двумя руками режиссер-дебютант Мартэн Прово. А также его оператор, знающий, как сделать нам 3D без клоунских очков, его художник, превращающий 3D обратно в плоский этюд карандашом, и, конечно, Моро, чья Серафина, распевающая ангельские гимны над зловещими цветами – еще одно исчерпывающее доказательство полнейшего несовпадения искусства с представлениями о нормальной жизни.

Констатацией факта, что вот у нас любой замахнувшийся на Тарковского заслуженно получает по лбу, а вот у них трансмиссия между классиками и эпигонами работает эффективно, хорошо бы поставить в этом деле точку. Но в фильме Прово скрывается одно досадное противоречие, которое не позволяет сделать это на оптимистичной ноте. Собственно, даже не противоречие, а полнейшая растерянность камеры и всех, кто за ней стоит, когда в кадр попадает живопись Серафины из Санлиса. В такие моменты кинематографу, чтобы адекватно отвечать на эти тревожные цветы, одной традицией не отстреляться точно – требуется шаг в сторону, притом существенный.

Прово, однако, сохраняет спокойствие и тут: факт, что его искусство ущербней и сложней по сравнению с тем, о котором он рассказывает, принимается им вполне стоически. Позиция честная, но зал покидаешь в некотором смятении: наивной живописи в фильме не очень много, но в память врезается только она. Так стоило ли Люмьерам изобретать движущиеся картинки?