Рецензия на фильм «Новая земля»

-- Вы как-то специально готовились к этой роли? Такая психопатия, как у вашего героя, легко не дается.

-- Я готовился теоретически. Я же учился на юрфаке СПБГУ, со второго курса занимался уголовным правом, криминологией, писал диплом по психологии убийства, рассматривая в том числе психологию серийных убийств. Практически же перед съемками я полез изучать сайты с этими маньяками. Я ведь интеллигентного вида человек, на маньяка совсем не похож. Оказалось, полно как раз таких, интеллигентного вида убийц. А уже на съемках я выработал такой прием: берешь – и отпускаешь себя. Есть какое-то пристрастие, какое-то желание, и ты в этом желании себя отпускаешь как можно дальше. На самих съемках я не столько пользовался полученной информацией, не взял на себя образ какого-то маньяка, а просто пошел от себя как можно дальше.

-- А когда вы проходили кастинг, Александр Мельник, режиссер, знал о том, что вы такой уникальный специалист по маньяками?

-- Ни в коем случае. Он еще на первых пробах увидел меня на пленке и сказал: "Вот это точно тот человек". У него почему-то мое поведение и мои внешние данные точно сложились с Николаем Скачковым, маньяком Сипой.

-- Как вы считаете, насколько Сипа убедительный персонаж? Человек, который сознательно хочет попасть в ад.

-- Он конечно же в рай хочет. Просто ты уже проходишь какой-то жизненный путь и понимаешь, что в рай тебе никак не попасть. Скачков это очень точно понимал. Поэтому у него такая защита: "В рай я уже не попаду, но я в ад попаду специалистом и буду там придумывать пытки. Не надо мной буду издеваться, а я над другими". Это его навязчивая идея.

-- А как получилось, что вы закончили в Питере юрфак, учились на следователя, а потом вдруг ушли в театральное дело и в кино?

-- Я был мечтателем. Я был преисполнен светлых идей. Очень хотел пойти работать в региональное управление по борьбе с организованной преступностью и извести ее на корню. Мне рисовались картины моей будущей профессии: я, в кожаной куртке, с кобурой, выхожу в самый последний момент, когда всех бандитов уже связали и говорю: "Ну что, братцы, попались? Будете теперь отвечать по закону!"

А на третьем курсе я попал в прокуратуру на практику, там где живые дела . Работы у меня было немного – отвезти нож с кровью судебно-медицинскому эксперту, на допросе присутствовать и эти дела читать. И после этих дел – фотографии, канцелярские записи, описания разрезов, странгуляционные борозды на шее – читаешь, читаешь, потом приходишь домой, и холод внутри. Ничего нет того, о чем я мечтал. Скрупулезная канцелярская работа, после которой ты ходишь опустошенный.

И еще будучи студентом юрфака, я творчествовал достаточно. Мы с друзьями снимали видеоклипы, я был режиссером, мы с другом написали книгу рассказов. А когда я стал юристом, после работы занимался в театральной студии. И спустя год работы и занятий, я пошел поступать в театральную академию.

-- И уже в прокуратуру не вернетесь?

-- Вряд ли. Это как в актерской профессии, как в спорте: надо все время быть в форме. В юридической форме. Когда ты этим перестаешь заниматься, много теряешь. Благо, в актерской профессии у меня все складывается хорошо.

-- Как вы думаете, это вообще возможно: если людей вывезти и оставить без охраны, они сами себе построят концлагерь с людоедством?

-- Я считаю, что естественные состояния человека – любовь и мир. Состояния вражды, войны, злобы – неестественны. Но каждый человек подвержен тому, что им могут овладевать темные силы. Люди – светлые существа. Излучающие любовь. Если ты позволяешь себе, чтобы тобой овладевала какая-то темень, то вполне возможно, что оказавшись в ситуации, где все тебе враждебно… Мой персонаж Сипа живет в ситуации, где все ему враждебно. Дождь идет – это на меня кто-то сверху льет. Сокамерники надо мной издеваются – это их злая воля. Желудок болит – это мое тело меня ненавидит. Все враждебно. Если ты, светлое существо, все вокруг воспринимаешь, как враждебное, тогда насилие – защитная реакция. В итоге, когда большинство людей в одном месте одержимы темными силами, вполне возможно, что они создают собственный концлагерь.

-- Перевоплощение в такого героя – не страшно вообще? Полгода съемочного периода жить Сипой?

-- Я все-таки, когда домой приходил, отвлекался, не представлял все время разматывание кишок. Восстанавливался. Но изначально страшно. Ты себя отдаешь. Веревочку, которая у тебя привязана к душе, к сердцу, ты отдаешь, чтобы тебя за нее подергали. Чтобы тобой поиграли. Страшно за последствия. Что может что-то такое случится, что не входит в мои представления. Но слава Богу, я из этого состояния вышел довольно благополучно. Я вот недавно беседовал с Кириллом Пироговым, актером Мастерской Фоменко и он мне тоже говорит: "Я бы наверное не решился". Изначально был страх. Был разговор со священником о том, насколько это возможно. И он мне говорит: "Если уж ты взялся, если ты сделал шаг, иди, но подумай, зачем ты это делаешь, что ты хочешь про этого человека сказать?"

-- Хорошо. Давайте на этот вопрос ответим? Ради чего вы это делаете? Что вы хотели про него сказать?

-- Есть маньяки. У меня есть изначально к ним отрицательное отношение, отторжение, неприятие его ни в каком виде. Не дай бог, встречу я его где-то на улице – это конечно страшный день. Есть очень много обсуждений, в прессе, на телевидении. Что с ними делать? Должны ли они жить? Нужно ли сексуальных маньяков кастрировать? И так или иначе, эти разговоры меня наполняют опять ненавистью, отторжением к этим людям. Если вдруг наше общество сможет принимать какие-то решения, связанные с казнью этих людей, их кастрацией, то я буду участвовать, буду говорить "Да, конечно, их надо убивать, их нужно как-то дистиллировать"… Но тут же возникает вопрос: какое я право имею принимать такие решения?

Я пытался показать, что любой человек, даже такой как Сипа, который потерял уже человеческий облик, хоть у него и бывают моменты просветления… даже этот человек имеет шанс на спасение, даже у него есть свой путь. Я не имею права принимать такие решения о его жизни. Ограничение возможно. Наше общество ограничивает таких людей в свободе, поскольку они не владеют собой, но лишить жизни – ни за что. Даже для страшного, самого неуправляемого человека есть шанс на спасение. Идей разных было много, но наверное вот эта – самая важная.