Интервью с режиссером Седриком Клапишем

- В том Париже, который вы сняли в фильме «Париж» /Paris/ (2008)- сколько в нем идеального, воображаемого и сколько реализма?

- Я бы сказал, что этот Париж полностью реален. Даже в тех сценах, которые кажутся придуманными, фантастичными, например, когда манекенщицы гуляют по мясному рынку среди туш – даже это реально. Мне кажется, реальность достаточно запредельна сама по себе, надо только смотреть повнимательнее.

- Мы судим о Париже почти исключительно по новостям, и почему-то кажется, что такой идиллии, как в вашем фильме не бывает. У бретонца, который торгует фруктами на рынке, ближайшие друзья – арабы. У вас показана гармоничная сложившаяся среда. В Москве, по крайней мере, такие разные группы не очень смешиваются.

- В Париже тоже каждый живет в своей будке. Но меня всегда удивляло, насколько разную картинку мира транслируют новости и кинорежиссеры, насколько разный образ мысли складывается у тех и у других. Режиссеров гораздо больше интересуют системы, которые работают, тогда как новостям интересны взрывы и война.

- А что вообще сейчас происходит во французском телевидении? Вот в Англии и Америке сейчас рождается новое телевидение. На смену теленовеллам и примитивным сериалам пришли хитрые, кинематографически устроенные сериалы, такие как «Доктор Хаус» /House M.D./ (2004). А во Франции?

Во Франции совсем нет такого творческого подхода, как на американском телеканалах. Я потрясен уровнем креатива у HBO и других сетей, там совершенно потрясающие работы. Франция, видимо, идет к этому, но сильно запаздывает, у нас в общем все пока по старому формату делается.

- Но Францию мы любим не за телевидение. Почему последние 200-300 лет Париж – главный город нашей цивилизации? Почему каждый культурный человек мечтает поехать в Париж, жить там или даже умереть?

- В Париже есть определенная культура культуры. Во всей Франции есть желание сделать так, чтобы повседневная жизнь не лежала плоско, на уровне земли. Она поднимается с помощью культуры. Что такое Франция в восприятии обывателя? Это мода, гастрономия… А что такое гастрономия? Идея французской кухни в том, что я не буду просто есть еду, которая позволит мне продержаться несколько дней и не умереть, я сделаю из этого игру, какое-то произведение культуры. То же самое в моде: я не буду надевать ту же рубашку, что и в прошлом году, я придумаю что-то новое. И вот это желание поднять быт, простые вещи, обеспечивающие человеку существование, выживание, до уровня искусства, вот это, мне кажется, главное и то, что заставляет людей ценить Париж.

- И это та игра, в которую немедленно начинает играть пришелец?

- Да, действительно, недавно состоялось вручение Гонкуровской премии и премию в этом году получил живущий в Париже афганец Атик Рахими. То есть одной из удивительных составляющих французской культуры является то, что пришельцы включаются в нее и находят в ней свое место. И еще одна важная мысль, что культура сегодняшнего дня началась не сегодня, что есть вещи, которые пришли в нее из прошлого. Париж -это старый город, ему больше 2000 лет, и там все время что-то происходило.
И так же, как в Россию приезжают люди учиться классическому балету, потому что известно, что это колыбель классического балета, также и во Францию приезжают учиться кино, учиться моде, учиться цивилизации.

- В фильме «Париж» было упомянуто, что сейчас происходит демонтаж французского социального государства, о котором у нас слагают легенды. В наших пещерах у вечернего костра рассказывают, как при французском социализме живется художнику в этой грандиозной системе грантов, государственной поддержки искусства. Это сейчас тоже демонтируется?

- Ситуация несколько странная, потому что с одной стороны происходит национализация в связи с экономическим кризисом, возвращение к формуле вездесущего государства, но с другой стороны действительно государство уходит из некоторых областей, из дотационной культуры, из социальных дотаций. У него нет денег, изменилась демографическая ситуация, нужно больше выплат, поэтому государство частично их уменьшает. Поддержка культуры выходит из моды. Но ситуация смутная, пока непонятно, к чему все это приведет.

- В «Испанке» и в «Париже», когда вы показываете лекции для студентов, лекторы говорит очень странные, очень банальные вещи: популярный марксизм в «Испанке», философия истории для умственно отсталых в «Париже»… Они действительно говорят такие вещи в университетах, или это ваша пародия на французских академиков?

- Нет, мне просто надо было, чтобы зритель быстро понял о чем речь, что преподают. Кино – в общем-то не место для философии, потому что если говоришь какую-то глубокую сложную мысль, надо все-таки ее развить, подтвердить и чтобы зритель здесь в зале ее усвоил и понял. Поэтому лучше дать какой-то намек, что-то эмоциональное, а дальше развить настроение может быть какой-то музыкой или подчеркнуть каким-то ритмом, вот задать это каким-то другим способом, не словами.

На самом деле, я думаю, что настоящий язык кино – это язык эмоций, и те даже отвлеченные, метафизические вещи, которые хочется сказать, идея смерти, страха смерти, идея траура, идея расставания, они лучше передаются через эмоции. Мне важно не рассказать это словами с экрана, а заставить зрителя почувствовать их через персонажа, который их испытывает, мне кажется, так эффективнее.

- Кстати о музыке, у вас неизменно прекрасные саундтреки во всех фильмах. Как вы этого добиваетесь?

- Я уже пятый или шестой фильм работаю с композитором Лойком Дьюри. Он либо сочиняет музыку сам, либо находит какие-то отрывки и предлагает мне. Мне кажется мы с ним идеальные сообщники, у него богатейшая музыкальная культура, но она такая же разношерстная, как и моя. Он любит и джаз, и фолк, и панк, и классику, и африканскую музыку. Он чувствует, что в музыке можно многое досказать за персонажей и почти всегда угадывает именно то, чего бы мне хотелось.