Рецензия на фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой»

Летом 1979 года измотанный, измученный имярек собирается в Париж – навестить жену и лечь в наркологическую клинику. Но в клинику он не хочет, и вместо этого едет в Узбекистан – чтобы собирать народную любовь, давать левые концерты и, в итоге, почти что умереть на новеньком ковре в номере "люкс" лучшей гостиницы города Бухары.

Наверное, это самая амбивалентная и странная картина из тех, что выходили на российские экраны таким количеством копий в последние годы. Ее ни в коем случае нельзя назвать проходной – напротив, она долго не отпускает, именно за счет своей болезненности. Технически это одна из самых безупречных работ, что мы видели под грифом "российское кино"; красивая картинка, поразительная аутентичность атмосферы, прекрасный саундтрек плюс мощная режиссура: очевидно, что Буслов – человек большого таланта, и его свойство делать драму на ровном месте и усугублять ее на неровном не уступает аналогичному умению Кристофера Нолана. При этом драматургия фильма, мягко говоря, вызывает вопросы – и если бы в титрах напротив позиции "сценарист" стояла другая фамилия, фильм вызывал бы возмущение, граничащее с омерзением.

В основу картины положен реальный эпизод, случившийся на среднезиатских гастролях Высоцкого за год до его смерти; шестнадцатилетнему Никите Высоцкому эту историю рассказал на поминках Всеволод Абдулов. Именно ее пять лет назад, когда зашла речь о байопике, Высоцкий-младший захотел превратить в художественный фильм. Тут сразу надо сказать, что авторы ни разу не утрудились объяснениями, и те зрители, которые совсем не в курсе биографических деталей, запутаются в первые несколько минут. Это, наверное, и неплохо: Высоцкий и Буслов делали продукт внутреннего пользования.

Финальные титры украшает стыдливое предупреждение о том, что "все совпадения случайны, все персонажи вымышлены", несмотря на то, что в основу произведения положена история живого человека. Имена участников событий изменены – врач Анатолий Федотов стал Анатолием Нефедовым, Абдулов – Всеволодом Кулагиным, а юная возлюбленная поэта Оксана Афанасьева приобрела черты Оксаны Акиньшиной и имя Татьяна Ивлева. Настоящих фамилий при этом не называется: Кулагин – это "собирательный образ друга", Татьяна – "собирательный образ любви", ну а Нефедов, очевидно, "собирательный образ врача". Эта драматургическая коллизия, в сочетании с болезненным, клинтиствудовским соблюдением остальных деталей, выглядит странно: авторы гордо рассказывают, как искали натуру, как восстанавливали автомобиль Высоцкого, подняв архивные документы, включая VIN код машины, как нашли тот самый занавес, который опускался на сцену концертного зала Бухары в тот прекрасный вечер. Внешность и, главное, голос Высоцкого воссозданы с макабрическим тщанием – несмотря на то, что в некоторых эпизодах пластический грим выглядит, как маска, сходство просто удивительное и работа проделана огромная. Самый сомнительный ход создателей картины – сокрытие имени исполнителя главной роли: якобы, если назвать это имя, зритель будет все два часа оценивать работу гримеров и художников компьютерной графики (зато теперь все два часа зритель гадает, кто же сыграл заглавного героя, а потом пишет в интернете об идентификации через ушные раковины). Но, главное, зачем все это?

Высоцкий-младший говорит, что хотел показать рождение стихотворения "Мой черный человек в костюме сером" (которое, кстати, даже поклонники знают не очень хорошо) – именно его, откуда и взята заглавная строчка "спасибо, что живой", киношный Высоцкий в конце картины записывает буквально на коленке. Но вместо истории о деструктивности гения у Высоцкого с Бусловым получился очень дорогостоящий, прекрасно сделанный, временами бессвязный монолог сына на могиле отца – тут и ярость, и ненависть, и тоска, и бесконечные упреки покойному: как ты мог, как ты мог, больно, больно, больно. Вы думаете, он был гений? Всеобщий любимец? Смотрите: морфинист, слабый, растлитель малолетних, изменник, жертва. Гений, да. Как ты мог. В фильме собрались, как в капле, все слухи о Высоцком, которые наложились на кинематографические штампы. Прекрасная девица, готовая пожертвовать собой ради любви? Сheck. Раскаявшийся чекист? Check. Хитрый импресарио? Check. Наркотическая ломка? Check. То, что все это правда, делает сценарий еще более ходульным (та самая ситуация, когда "расскажешь – никто не поверит"). Чего тут не хватает? Только горящего дома и извлеченного оттуда младенца. Но и этот пошлый сюжет нашел свое место в картине: во время клинической смерти Высоцкий видит будущего сценариста своего байопика, румяного малыша Никиту, в качестве метафоры жизни – посреди какой-то тайги он, Высоцкий, вытаскивает забуксовавшую машину своей семьи из грязи, а в это время ему в подключичную артерию вводят кодеин.

Но даже слабый сценарий, даже плакатные реплики, даже восковая маска, из которой проглядывают чьи-то живые глаза, не затмевают главного – невероятной харизмы Высоцкого и дурацкой, детской грусти от того, какого отличного, какого живого человека мы все потеряли. И это ощущение – достойное оправдание существования этого фильма.

Первого российского блокбастера, снятого по личным мотивам, а не только для того, чтобы заработать немножко денег.