Ниже пояса

"Братское кино" - преимущественно американский феномен: любой фан впридачу к братьям Уэйнсам тут же назовет братьев Коэнов ("Брат, где ты?"), братьев Вачовски ("Матрица") и братьев Фарелли ("Тупой, еще тупее"). В России были только литературные братья Стругацкие, невзаправдашние братья Васильевы ("Чапаев"), да два фильма братьев Михалковых: "Дворянское гнездо", где брат Андрей снял брата Никиту, да "Рабу любви", которую брат Никита снял по сценарию брата Андрея.
Первое "Очень страшное кино" при бюджете около 20 млн. долларов только в США собрало больше 150 млн., и торжественно именовалось прокатчиками "самым безвкусным фильмом года". Картина содержала все приметы категории "до 16 не рекомендуется", но при этом рассказывала о тинэйджерах и была предназначена в основном им, однако пародирование кинохитов и стеб над молодежным образом жизни делали картину небезлюбопытной для тех, кому далеко за 16. Второй фильм сделан с единственной целью – сшибить как можно больше денег на еще горячем успехе первого. При этом нахальство авторов простерлось так далеко, что они вознамерились пригласить на мелкую роль священника-экзорциста самого Марлона Брандо, но вынуждены были ограничиться не столь брезгливым Джеймсом Вудсом.

Братья несколько обновили список цитируемых и пародируемых хитов - теперь это главным образом "Экзорцист" с "Полтергейстом", а из последних - "Ангелы Чарли", "Что скрывает ложь", "Невидимка" и "Крадущийся тигр, спрятавшийся дракон", но при этом практически избавились от отсылок к действительности и связности повествования. Первая же сцена с извержением лукавого совершенно обособлена от последующего, а дальше начинается стандартный сюжет: несколько человек оказываются в странном месте, где с ними начинает происходить нечто страшное. Но если авторы классических "хорроров" (ужастиков) заботились о мотивированности происходящего, то для отмороженных братков подобные пустяки имеют чисто формальное значение: они придумывают не мотивировки, а видимость мотивировок. В пересказе не обойтись без множества неопределенных местоимений: какой-то профессор с каким-то ассистентом для какого-то эксперимента приглашают несколько студентов какого-то колледжа в какой-то загородный дом, где нет хозяев, но есть какой-то странный слуга, и где может произойти все что угодно, поскольку никаких правил игры авторы не признают. Возникают видимые и невидимые призраки, появляются матерящиеся попугаи и боксирующие коты, из-за углов выскакивают скелеты и т.д. В специфической фантазии Уэйнсам не откажешь, и иногда их спонтанные находки смешат – почти каждый рецензент снисходительно выделяет блестки подлинного (как ему кажется) юмора среди кучи мусора, относя к таковым то сексуальные (вроде сцены, где невидимка к вящему удовольствию героини отрабатывает на ней приемы Кама-сутры – до которой и впрямь не додумывался ни один из интерпретаторов Герберта Уэллса), то анальные спецэффекты.
Но в чем братья Уэйнсы действительно первопроходцы (или, каламбуря в их же стиле, "первозаднепроходцы"), так это в демонстрации всевозможных естественных отправлений человеческого организма. В первом же демонстрируется мощное мочеиспускание, во втором – еще более обильная рвота, в третьем – бурное испражнение с ураганными газами, а в дальнейшем – еще и гейзерное семяизвержение. Из числа субстанций, выделяемых человеком, не использованы пот, кровь, слезы, сопли и гной. Отсутствие пота связано, по всей вероятности, с тем, что авторы не привыкли потеть над своими картинами, недостаток соплей и слез – с тем, что в США не смотрят (и потому не пародируют) индийское кино, дефицит крови – с тем, что "ноу-хау" на кровавые хохмы все еще принадлежит Тарантино, которого молодые японцы уже перещеголяли по части гиньоля, но далеко не обставили по части юмора, а насчет гноя придумайте что-нибудь сами.

Тематика "телесного низа", как ее эвфемистически обозначил Бахтин в своей знаменитой книге, была весьма популярна в средние века – без нее не обходятся ни ни Рабле, ни Боккаччо, не говоря уже о фольклоре - шванках, фабльо и "заветных" русских сказках, но в эпоху Просвещения она постепенно изгоняется из "высокой" литературы и вытесняется в низовую культуру (хотя во второй половине XIX века натурализм отчасти вернул ей респектабельный статус). Происходит отделение "пристойного" от "непристойного", появляются эвфемизмы и прочие прибамбасы, свойственные цивилизованному обществу, накладывающему табу на открытое проявление биологического "естества", о чем много писал Мишель Фуко, исследовавший всевозможные способы говорить о том, о чем говорить не положено. Иными словами, человечество (точнее, христианский мир, в котором на удивление прочно укоренился совсем совсем не библейский миф о том, что дух – от бога, а тело – от дьявола) занималось своеобразным экзорцизмом, изгоняя телесную "дьявольщину" и не подозревая о том, что вытолканный в дверь бес пролезает в окно, точнее, из сознания переселяется в подсознание. Фрейд разоблачил открыл этот фокус уже больше ста лет тому назад, однако реабилитация телесности идет до сих пор. В нашей литературе, если судить, с одного края, по Доценко, а с другого – по Сорокину, с телесными проявлениями все в порядке, а кино, забывшее о своем балаганном происхождении, еще скромничает.
Братцы Уэйнсы, конечно же, о всей этой проблематике не имеют ни малейшего понятия – в чем-чем, а в интеллектуализме их заподозрить нельзя никак. Зато они очень чутки к потребностям своей аудитории, достигшей того возраста, когда очень хочется сбросить смирительную рубашку цивилизации, надетую семьей и школой, опуститься на четвереньки и продемонстрировать urbi et orbi свое природное естество. Сделать это в реальной жизни все-таки довольно затруднительно, а вот в виртуальной – сколько угодно. Оказавшись в большом и сугубо подростковом обществе на тридцатирублевом утреннем сеансе в Киноцентре, это легко почувствовать на собственной шкуре, так что Кинен Айвори, Марлон и Шон свое непотребное, но нужное дело делают исправно.

В "Поколении П" Виктор Пелевин ввел образованное от "oral" и "anus" понятие "оранус", что в переводе на русский звучит не совсем пристойно: "ротож…". Оранус – конечный продукт "общества потребления", существо сродни "черному ящику" с двумя отверстиями ("входом" и "выходом"), устройство которого вполне определяется тем, что в них входит и что из них выходит. С этой точки зрения персонаж Джеймса Вудса – оранус модифицированный, который уже ничего не потребляет, а только извергает из всех дырок. Оранусами, по сути дела, являются и все герои обоймы "молодежных" американских лент последнего времени ("Дорожные приключения", "Где моя тачка, чувак?" и т.д.), отдаленно смахивающие на лоботомированного Холдена Колфилда – такие же озабоченные, но без всякой рефлексии. То, что лидерство в этом перспективном направлении захватили три черных брата, практически объяснила высоколобая проститутка Даша из "Брата 2", имевшая специфический опыт работы с черными и выразившаяся в том духе, что они более недалеки от природы.

Текст: Виктор Матизен