Рецензия на фильм «Жажда славы»: мечтай о чем-нибудь великом

На первый взгляд «Жажда славы» кажется классической спортивной драмой о преодолении преград и стремлении к победе. Однако за рутиной бодибилдера, зацикленного на физической форме, скрывается исследование, как одержимость успехом и внешним видом может маскировать одиночество, злость и внутреннюю пустоту. Элайджа Байнум, прежде снявший криминальную мелодраму «Жаркие летние ночи» и написавший сценарий к детективному сериалу «Один доллар», нечасто появляется в списках режиссеров, склонных к мрачной социальной драме. В «Жажде славы» он неожиданно меняет фокус с романтизированной юности на болезненное взросление.

Киллиан Мэддокс (Джонатан Мейджорс) — продавец в супермаркете, живущий с дедушкой — ветераном Вьетнама и страдающий от приступов агрессии и социальной изоляции. Ему трудно завести разговор с понравившейся девушкой и контролировать эмоции, поэтому Мэддокс выпускает пар в спортивном зале. Киллиан мечтает стать профессиональным бодибилдером: стены комнаты увешаны плакатами с накачанными телами спортсменов, на завтрак приходится съедать десять вареных яиц, а перед выступлениями в дело идут стероиды. Никто не может разделить обсессию Киллиана, кроме его кумира Брэда Вандерхорна (Майкл О’Херн), которому Мэддокс пишет письма — правда, никогда не получает ответа.

Джонатан Мейджорс в роли Киллиана Мэддокса на кадре из фильма «Жажда славы»

Режиссер подросткового coming-of-age с Тимоти Шаламе — не самый очевидный кинематографист для создания спортивной драмы с элементами триллера. Однако «Жажда славы» во многом повторяет предыдущую полнометражную работу Байнума: такие же ночные сцены с редким светом фар и главный герой, сталкивающийся с несправедливостью мира. Закончив с историей формирования личности, Байнум фокусируется на зрелом мужчине, ставящем перед собой цель оказаться на обложках журналов — тех самых, развороты которых Киллиан развесил по стенам. Мэддокс — не герой чемпионатов, а не выросший ребенок, которому не хватает внимания. 

Джонатан Мейджорс в роли Киллиана Мэддокса на кадре из фильма «Жажда славы»

В «Жажде славы» легко усмотреть вдохновение сразу несколькими картинами об обсессивных главных героях: первым делом на ум приходит «Одержимость» Дэмьена Шазелла, где персонаж Майлза Теллера тоже готов перейти границы разумного, лишь бы достичь совершенства. Темная, слегка психоделическая обстановка отсылает к «Черному лебедю» Даррена Аранофски — драме об альтер эго, живущем внутри каждого из нас. От «Джокера» Тодда Филлипса здесь неловкость в сценах, где герой пытается социализироваться, но все идет не по плану. Самым интересным кажется след «Таксиста» Мартина Скорсезе — не только потому, что персонаж Мейджорса, как и герой де Ниро, репетирует фразы перед зеркалом, но и потому, что он считает себя превосходящим остальных людей (по крайней мере физически). Впрочем, это не просто коллекция отсылок к великим фильмам о безумии и амбициях — «Жажда славы» собирает референсы в собственную жутковатую симфонию. Несмотря на гротескность образа, Киллиан вызывает тревожное сочувствие — многое в его изоляции и боли оказывается знакомым.

Джонатан Мейджорс в роли Киллиана Мэддокса на кадре из фильма «Жажда славы»

Мейджорс мог бы удостоиться награды за главную мужскую роль, но актер оказался слишком похож на своего персонажа: Джонатан признался в насилии по отношению к бывшей девушке, которую в приступе агрессии ударил об машину, затащил в дом и начал душить. Из-за этого Мейджорс лишился сразу нескольких крупных проектов, а «Жажда славы» обрела новый подтекст: за Мейджорсом-Мэддоксом, грозящим расколоть черепа и выпить мозги как суп, наблюдать как минимум жутко. Фильм, возможно, и не задумывался как пророчество, но невольно стал им — теперь сцены, где герой взрывается от ярости или умоляет мир заметить его, воспринимаются как разоблачение. Возникает этический конфликт — харизма абьюзера продолжает работать на экране, но «Жажда славы» подыгрывает опасному нарративу, будто бы психические расстройства всегда ведут к насилию. В мире, где диагнозы часто все еще воспринимаются как клеймо, такие образы стигматизируют расстройства. 

В центре «Жажды славы» — пугающий портрет токсичной маскулинности как формы самоуничтожения. Киллиан строит свое хрупкое «я» на культе силы: он наказывает тело едой, стероидами и изнуряющими тренировками, как будто мышцы обеспечат уважение. Агрессия Мэддокса — не просто симптом психического расстройства, а признак пресловутой мужественности, где чувства — слабость, а признание боли — поражение. В этом главная трагедия Мэддокса: он хочет быть увиденным и любимым, но умеет только угрожать и подчинять. 

«Жажда славы» снят в выразительном неонуарном ключе: темные, контрастные сцены, приглушенный свет, крупные планы измотанного тела Киллиана создают клаустрофобное ощущение. Оператор Адам Аркапоу, известный по первому сезону «Настоящего детектива», превращает каждую тренировку, прогулку или приступ ярости в галлюцинаторное переживание. Однако эстетическая плотность быстро начинает утомлять: из-за повторяющихся мотивов, затянутых сцен и узнаваемой драматургии фильм словно застревает в своей собственной мрачности. Лента выглядит и воспринимается как бесконечный надрыв — выверенный, но монотонный. Ближе к финалу становится ясно, что за фасадом технического мастерства и тяжеловесного настроения не хватает драматургического развития, а метафорическая «перегрузка мышц» оказывается диагнозом не только герою, но и самому фильму. «Жажда славы» зацикливается на страдании, не зная, как двигаться дальше. В итоге лента оставляет ощущение истощения — и у героя, и у зрителя.