Любимое кино. Доктор Ноу

Расследуя убийство резидента на Ямайке, агент британской разведки проникает на закрытый для посторонних островок, где окопался со своими людьми гениальный ученый, в прошлом казначей китайского криминального синдиката. Когда подручные китайца берут агента в плен, британцу устраивают неожиданно радушный прием и даже приносят его любимый коктейль, который ученый представляет так: «Полусухой мартини, лимонная долька. Взболтанный, а не размешанный». «С водкой?» – интересуется агент. «Разумеется», – отвечает китаец.

«Бонд. Джеймс Бонд». Кто не знает этого имени? Кто никогда не слышал эти слова? Только те, кто изо всех сил стараются держаться подальше от едва ли не самого известного поп-культурного феномена второй половины XX века. Хотя Британия давно не империя и ее разведка далеко не так влиятельна, как в ее лучшие годы, ни одна другая спецслужба мира не может похвастаться таким ярким и харизматичным вымышленным сотрудником, как МИ-6. Джеймс Бонд с нами уже так долго, что порой кажется, будто он был всегда. Но у любой современной легенды есть начало. И Джеймс Бонд стал Джеймсом Бондом, когда в 1962 году на экраны вышел его первый фильм «Доктор Ноу».

История Бонда, впрочем, началась задолго до того, как слова «Бонд. Джеймс Бонд» впервые прозвучали в кинотеатрах. При желании ее можно отсчитывать с того дня в 1908 году, когда в состоятельной и влиятельной англо-шотландской семье Флемингов родился средний сын Йен. Его клан был связан с крупным банком Robert Fleming & Co., но финансовая карьера родным Йена была не по нутру. Его отец Валентин Флеминг до гибели на фронте Первой мировой войны был членом парламента, его старший брат Питер стал сочинителем дорожных заметок, а самому Йену мать прочила службу в МИДе. Однако юноша недостаточно хорошо учился, чтобы сдать экзамены на дипломатическую должность (спорт ему давался легче учебы). Поэтому родительница пристроила его в агентство Reuters, и вскоре Йена отправили корреспондентом в Москву. Там Флеминг как-то попытался взять интервью у Сталина, и был очень удивлен, когда получил от вождя собственноручно подписанную записку с извинениями. Мол, «слишком занят и не могу уделить вам, мистер Флеминг, времени».

После возвращения из СССР Флеминг попытал счастья в банковском и биржевом мире, но успехов не добился и в 1939 году с готовностью перешел на службу в Военно-морскую разведку. Туда его пригласил ее директор, контр-адмирал Джон Годфри, которому нужен был расторопный личный ассистент. Когда Йен показал себя талантливым администратором, ему стали поручать не только подшивание бумаг в папки, и во время Второй мировой войны Флеминг многое сделал для планирования и организации британских тайных операций. Сам он, впрочем, на фронте почти не бывал – его таланты были сугубо тыловыми.

В 1942 году Флеминг побывал на англо-американском разведывательном саммите на Ямайке, и ему так там понравилось, что после войны он приобрел на острове землю, построил поместье под названием «Золотой глаз» и вскоре переехал туда насовсем. Именно там, в «Золотом глазе», Флеминг в 1952 году начал писать книгу под названием «Казино “Рояль”» – первый из цикла шпионских романов о британском агенте Джеймсе Бонде. Имя героя Флеминг позаимствовал у автора орнитологического исследования «Птицы Вест-Индии». Ему показалось забавным дать британскому суперагенту самое банальное и скучное (но при этом мужественное) англосаксонское имя, какое он только мог представить.

Идея написать «лучший в мире шпионский роман» впервые посетила Флеминга еще во время войны, и он провел не один год, присматриваясь к коллегам-разведчикам и подбирая тех, кто мог бы подарить будущему герою привычку или черту характера. Ныне исследователями выявлены десятки людей, знакомство с которыми повлияло на Флеминга. Был среди них и его старший брат Питер, во время войны организовывавший диверсии в Норвегии и Греции. Также Йен наделил Бонда несколькими своими чертами. В частности, пристрастием к гольфу и азартным играм, а также любовью к омлету. Прототипом М, начальника Бонда, был, разумеется, сэр Джон Годфри.

Благодаря поддержке Питера Флеминга, к тому времени уже состоявшегося автора книг о дальних странах, «Казино “Рояль”» уже в 1953 году появилось на прилавках и стало бестселлером – правда, лишь в Англии. Американских читателей приключения британского шпиона не увлекли, хотя тон и стиль романа были многим обязаны американским романам о частных детективах.

Тем не менее год спустя телеканал CBS заплатил Флемингу тысячу долларов на право экранизировать «Казино» в формате телеспектакля. В экранизации CBS Бонд был американским агентом (его изображал Барри Нельсон, много лет спустя сыгравший менеджера отеля в завязке кубриковского «Сияния»), но и это не привлекло к персонажу особого внимания в Штатах. Книги Флеминга (всего британец сочинил о Бонде 12 романов и два сборника рассказов) начали хорошо продаваться в США, лишь когда в марте 1961 года президент Кеннеди в интервью журналу Life назвал «Из России с любовью» (пятый роман «бондианы») одной из десяти своих любимых книг.

Несколькими месяцами ранее, в декабре 1960 года, Флеминг получил от продюсера Гарри Зальцмана 50 тысяч долларов за полугодовой опцион на съемки киноверсий «бондианы». У Зальцмана была весьма бурная биография. Родившийся в Квебеке потомок еврейских иммигрантов, он работал как в Америке, так и во Франции – был циркачом, театральным агентом, театральным продюсером, владельцем аркадных аттракционов… Во время войны он служил в англо-американских «психологических войсках» – то есть отвечал за пропаганду, которая должна была сломить дух немецких солдат. В середине 1950-х Зальцман переехал в Англию, переключился на кинопродюсерование и, в частности, организовал производство заметной британской социальной драмы 1959 года «Оглянись во гневе».

«Бондиана», однако, была проектом совершенно другого уровня. Она требовала существенных расходов, а у Зальцмана не было ни своих средств, ни договора с крупной студией или прокатной компанией. Зато у него был полезный знакомый – лондонский драматург с еврейскими корнями Вольф Манковиц, номинант на британскую кинопремию BAFTA за романтическую комедию 1960 года «Миллионерша». И однажды Манковиц свел Зальцмана с также жившим в Лондоне американским кинопродюсером Альбертом Брокколи.

Фамилия Брокколи не была случайностью – его итальянские предки были крестьянами и выращивали овощи. Альберт, однако, предпочел более гламурный бизнес и стал сперва агентом, а затем кинопродюсером. В 1951 году он перебрался из США в Лондон, чтобы воспользоваться субсидиями, которые британское правительство предоставляло местной кинопродукции. На новом месте он совместно с уроженцем Львова Ирвингом Алленом (настоящее имя – Ирвинг Аппельбаум) в 1951 году создал студию Warwick Films и подписал многолетний прокатный контракт с киноконцерном Columbia Pictures.

Девизом Аллена как продюсера было: «Я не думаю об искусстве и снимаю кино для “наименьшего общего знаменателя”». Но когда в конце 1950-х Брокколи, большой поклонник Джеймса Бонда, заикнулся об экранизации «бондианы», его партнер счел, что этот цикл, наполненный убийствами и сексом, слишком низкопробен даже для их фирмы. Он прямо так и заявил на встрече с Флемингом, и потому контракт на экранизацию подписан не был.

В начале 1960-х, однако, студия Warwick развалилась, и Брокколи и Аллен начали сольные продюсерские карьеры. Теперь Брокколи ничто не мешало экранизировать «бондиану», но права к тому времени уже попали в руки Зальцмана. А так как тот наотрез отказался их продавать, то Брокколи и Зальцман в июне 1961 года условились о партнерстве и создали две компании – Danjaq, управлявшую правами на «бондиану», и EON Productions, отвечавшую за производство фильмов. Первая была названа в честь жен продюсеров (Дана Брокколи и Жаклин Зальцман), а название второй расшифровывалось как Everything or Nothing, «Все или ничего».

Изначально партнеры собирались экранизировать самый свежий на то время роман Флеминга «Шаровая молния», но эта книга в то время была объектом судебного разбирательства (писатель написал ее на основе сценария несостоявшегося фильма о Бонде, который он сочинил вместе с Кевином МакКлори и Джеком Уиттингемом, и сценаристы претендовали на соавторство книги). Поэтому Брокколи и Зальцман выбрали для экранизации шестой роман Флеминга «Доктор Ноу», изданный в 1958 году и принятый американскими критиками благосклоннее, чем их британскими коллегами (последние полагали, что в романе слишком много жестокости и слишком мало этики). Помимо жизни на Ямайке, где развивается действие книги, Флеминга вдохновили на написание «Доктора Ноу» книги британца Сакса Ромера о китайском суперпреступнике Фу Манчу, чье имя ныне олицетворяет стереотипное восточное злодейство. Именно поэтому у Флеминга заглавный злодей – родившийся в Пекине сын немецкого миссионера и китаянки Джулиус Ноу.

Для сочинения экранизации продюсеры привлекли познакомившего их Манковица и частого сотрудника Брокколи во время его работы в Warwick Films Ричарда Майбаума, еще одного переселенца из Америки в Британию. В своем первом черновике соавторы так далеко отошли от текста Флеминга, что превратили доктора Ноу в одноименную мартышку, домашнюю любимицу придуманного ими нового злодея. Продюсеры этот «оригинальный ход» не оценили, и Манковиц покинул проект, предоставив Майбауму право в одиночку подготовить второй вариант сценария, куда более близкий к роману. В дальнейшем Манковиц снял свое имя с титров, полагая, что лента провалится и похоронит всех, кто к ней причастен.

Над финальной, третьей версией сценария вместе с Майбаумом работали британский автор шпионских романов Беркли Мэтер (настоящее имя – Джон Уэстон-Дэвис) и ирландская сценаристка Джоанна Харвуд, одно время секретарша Зальцмана. В титрах фильма она была указана как «Дж. М. Харвуд», чтобы зрители не заподозрили, что к этой сугубо «мужской» ленте приложила руку женщина. По той же причине сценаристка Дороти Фонтана в титрах телесериала «Стартрек» была указана как «Д.К. Фонтана». И, кстати, «Дж. К. Роулинг» на обложке «Гарри Поттера» – из той же оперы. Хотя, казалось бы, в наши дни женщинам уже не нужно прятаться за ширмами.

Перелопачивая книгу, сценаристы вычеркнули драку Бонда с гигантским кальмаром (хотя какой шпионский фильм без гигантского кальмара!) и все упоминания «гуано», птичьих экскрементов, в которых в финале книги тонул заглавный злодей. Насилия и секса зато в сценарии было заметно больше, чем в романе. Продюсеры резонно заключили, что добавлять нужно то, что раздражает высоколобых лондонских критиков, – дабы впечатлить не столь высоколобых английских и американских зрителей.

Понятно, работать с таким сценарием многие режиссеры отказывались – даже те, кто прежде снимал второсортные хорроры. Поэтому, безуспешно обзвонив и обойдя немало британских постановщиков, продюсеры наняли безотказного Теренса Янга, еще одного сотрудника Брокколи со времен Warwick Films. Янг ничего не боялся, потому что во время войны был командиром танка на Западном фронте и воевал с «Тиграми». Некоторые из тех, кто тогда отказал Брокколи и Зальцману, позднее подключились к работе над циклом, когда его признали «мейнстримом». Гай Хэмилтон, например, поставил четыре бондовские ленты, начиная с «Голдфингера».

Схожая история была и с поиском исполнителя заглавной роли. Известные актеры сниматься отказывались, а неизвестные были недостаточно яркими личностями, чтобы изобразить суперагента. Одним из отвергнутых кандидатов был будущий многолетний исполнитель роли Бонда Роджер Мур, которого Брокколи в то время счел «слишком молодым и слишком смазливым».

Наконец, продюсеры наткнулись на 30-летнего шотландца Шона Коннери, отметив его в диснеевской художественной ленте 1959 года «Дарби О’Гилл и маленький народ» («маленький народ» – это лепреконы из ирландских сказок), где Коннери изображал ухажера дочери заглавного героя. Статный, красивый и мускулистый бывший бодибилдер и футболист, Коннери отлично подходил для роли агента с лицензией на убийство. Однако он был простым парнем из семьи водителя и уборщицы, и в нем не было ни капли аристократизма, необходимого для изображения британского офицера.

Флеминг так продюсерам и заявил. Но поскольку никого лучше в их распоряжении не было, они подписали с Коннери контракт на пять фильмов, и режиссер потратил несколько месяцев на превращение Золушки в принцессу. Он учил актера, как ходить, как говорить, как есть в приличном обществе… И, конечно, как носить сшитые на заказ стильные костюмы, без которых Янг себе не мыслил Бонда. Когда Флеминг увидел Коннери на экране, он был так потрясен перевоплощением, что в своих поздних произведениях сделал Бонда похожим на Коннери. В частности, он приписал шпиону шотландские корни.

В наши дни продюсеры бы не решились взять на «китайскую» роль актера европейского происхождения, но в начале 1960-х это еще было в порядке вещей. Флеминг полагал, что доктора Ноу может сыграть его родственник Кристофер Ли, ныне известный по роли Сарумана во «Властелине Колец», а в то время – по ролям в «Дракуле» и «Проклятии Франкенштейна». Но к тому времени, когда он предложил этот вариант, Янг уже отдал роль американскому театральному актеру Джозефу Вайсману, известному по созданию зловещих образов. Для роли Ноу его гримировали под полукитайца, хотя на самом деле он был евреем.

«Раскосыми» глазами гримеры наделили и англичанку Зену Маршалл, третьестепенную актрису, которая в «Докторе Ноу» изобразила приспешницу злодея по имени Таро. Маршалл получила эту роль, когда от нее отказалась Маргерит ЛеВарс, «Мисс Ямайка» 1961 года. Сотрудница аэропорта в Кингстоне сочла, что образ Таро для нее слишком непристоен, и потому она сыграла меньшую по значимости роль женщины-фотографа, также работающей на Ноу.

По той же причине (слишком откровенный образ) от роли постоянной «домашней» девушки Бонда Сильвии Тренч оказалась работавшая в Европе канадка Лоис Максвелл. Янг предложил ей две роли на выбор, и она предпочла сыграть мисс Манипенни, секретаршу М. Этим она надолго обеспечила себя работой, так как Максвелл 14 раз изобразила Манипенни в бондовских постановках, а Сильвия в исполнении Юнис Гейсон появилась лишь в «Докторе» и «Из России с любовью», хотя изначально предполагалось сделать ее ключевой героиней цикла.

Еще одним постоянным актером цикла стал Бернард Ли, сыгравший М в одиннадцати лентах «бондианы». Ко времени приглашения на съемки «Доктора» он уже считался мастером ролей всевозможных начальников, гражданских и военных.

С особым тщанием продюсеры и режиссер подбирали звезду на роль Хани Райдер – ныряльщицы за ракушками, которая случайно оказывается втянута в противостояние Бонда и доктора Ноу. Брокколи перебрал буквально сотни фотографий и остановился лишь тогда, когда наткнулся на фото швейцарской актрисы Урсулы Андресс, сделанное ее тогдашним мужем, актером и гламурным фотографом Джоном Дереком. Брокколи был еще более впечатлен, когда ему рассказали, что в жизни Андресс еще красивее, чем на фото, и его ничуть не смутило, что у роскошной красотки был сильный и смешной акцент. Ведь ее легко было переозвучить!

В окончательной версии фильма Андресс говорила сексапильным голосом немецкой голосовой актрисы Никки ван дер Зиль, которая заодно переозвучила всех остальных девушек в фильме, кроме Манипенни и Таро. В дальнейшем ван дер Зиль еще не раз работала над «бондианой», помогая ее красавицам быть привлекательными не только на глаз, но и на слух.

Андресс была нанята всего за две недели до намеченного начала съемок. Если бы продюсеры еще немного промедлили, то съемки пришлось бы переносить, а делать это было никак нельзя, поскольку прокатчики из компании United Artists выделили продюсерам бюджет всего в один миллион долларов. Это, конечно, были куда более значительные средства, чем нынешний миллион долларов, но все же явно недостаточная сумма для запланированного блокбастера (по меркам начала 1960-х), и продюсерам приходилось экономить даже на мелочах. Так, вместо сооружения большого аквариума в подземном убежище Ноу они просто проецировали на экран найденные в студийных архивах съемки плавающих рыб.

Тем не менее Брокколи и Зальцман все же раскошелились на месячные съемки на Ямайке, благодаря чему в кадр попали как подлинные красоты острова, так и ряд местных, неизвестных за пределами Ямайки актеров. Часть съемок проходила неподалеку от «Золотого глаза», и Флеминг не раз посещал кинематографистов. Янг также регулярно подбадривал своих подопечных, которым порой приходилось туго (съемки на вонючем и топком болоте, например, были сущим кошмаром), и он закатывал такие пирушки, что к концу пребывания на Ямайке режиссер потратил на них столько же, сколько стоило месячное питание всех членов группы!

Пока на Ямайке шли съемки, художник-постановщик Кен Адам (настоящее имя – Клаус Адам), выходец из семьи немецких евреев, сбежавших от нацистов в Англию, строил декорации на студии Pinewood в 30 километрах от Лондона (эта студия до сих пор служит домом «бондианы»). Его главным творением для «Доктора Ноу» была подземная база злодея, в декоре которой Адам смело смешал футуристические контуры и антикварную обстановку. Одним из экспонатов базы была картина Гойи «Портрет герцога Веллингтона». Адам счел забавным разместить в убежище Ноу полотно, которое в то время как раз было похищено из Национальной галереи в Лондоне. Использованная в фильме копия была нарисована лично Адамом – художнику хватило уик-энда, чтобы перенести на полотно предоставленную галереей фотографию.

Юмор вообще был важной составляющей ленты. Режиссер полагал, что зрителям будет проще «проглотить» жестокие и аморальные сцены картины, если они будут поданы с иронией. Поэтому Янг выстраивал мизансцены с юмором и придумывал для Бонда мрачные шутки, которые стали последним ключевым штрихом к экранному портрету суперагента (книги заметно серьезнее фильмов, хотя трудно говорить о серьезности произведений, в которых герой сражается с гигантскими кальмарами).

В дальнейшем основным композитором «бондианы» стал Джон Бэрри, и потому с его именем часто связывают мгновенно узнаваемую тему Бонда, звучащую всякий раз, когда герой начинает действовать. Но Бэрри лишь аранжировал эту тему и записал ее со своим оркестром. Мелодию же темы Бонда сочинил основной композитор «Доктора Ноу» Монти Норман, преимущественно известный как эстрадный певец и сочинитель мюзиклов. Вопрос о том, кто внес больший вклад в эту композицию, дважды обсуждался в суде, и в 2001 году было окончательно признано, что это все же преимущественно творение Нормана. Кстати, в той сцене фильма, где Хани Райдер поет, с экрана звучит голос не Урсулы Андресс и не Никки ван дер Зиль, а актрисы Дианы Коупленд, в то время жены Нормана.

Последним элементом в головоломке под названием «Доктор Ноу» стал открывающий начальные титры фрагмент, в котором Бонд стреляет в зрителей, видящих его через дуло пистолета. Это не спецэффект – отвечавший за начальные титры дизайнер Морис Байндер в самом деле присобачил камеру с окуляром, устроенным по принципу дверного глазка, к дулу пистолета 38-го калибра. Бондом в этом фрагменте был дублер Коннери по имени Боб Симмонс, каскадер и один из неудачливых претендентов на роль суперагента. Помимо подмены звезды Симмонс также отвечал в фильме за постановку рукопашных боев, и их жесткий стиль – его заслуга.

Хотя United Artists и вложила в «Доктора Ноу» всего миллион долларов, студия потратила внушительные средства на продвижение картины. Задолго до выхода фильма американские СМИ с подачи UA наперебой писали о Флеминге, Бонде, Коннери, предстоящем релизе… И, конечно, об Урсуле Андресс в белом бикини (специально сделанные во время съемок фотографии прилагались). Заодно UA заключила рекламные контракты со всеми фирмами, чью продукцию можно было связать с «бондианой», – от автогигантов до производителей одеколона.

Когда 5 октября 1962 года «Доктор Ноу» вышел в прокат, рекордов он не поставил, но окупился уже в первые недели, причем лишь за счет зрителей Великобритании. Его суммарные мировые сборы составили 6 миллионов долларов. Когда же лента позднее вновь была выпущена в прокат (напомним, что такова была обычная практика до эпохи видео), то ее бокс-офис удесятерился и достиг 60 миллионов. Это уже был полноценный триумф – хотя тогда Брокколи не мог и мечтать о том, что «бондиана» и в XXI веке будет кормить его семью (Зальцман продал свою долю бизнеса в середине 1970-х).

Влияние «бондианы» вообще и «Доктора Ноу» в частности на позднейшую мировую поп-культуру трудно переоценить. Этот цикл повлиял на все – на стиль блокбастеров, на декораторские решения, на постановку трюков, на моду на бикини, на зрительскую любовь к рослым шотландцам… И, конечно, на английский язык, неотъемлемой частью которого стали «Бонд. Джеймс Бонд» и «Взболтать, а не размешивать».

Обычно первая цитата считается более популярной, но эту статью мы предпочли начать с «Взболтать, а не размешивать» – хотя бы потому, что пора исправить давнюю и закрепившуюся переводческую ошибку. Доктор Ноу в своем фильме и Джеймс Бонд в последующих картинах считают, что коктейль «мартини» из джина и водки нужно взбалтывать в шейкере, а не размешивать ложкой. Так что часто встречающийся перевод «смешать, но не взбалтывать» полностью противоречит тому, о чем говорится в картине.

Какой вариант приготовления мартини лучше? Знатоки до сих пор об этом спорят, и однозначный ответ дать трудно. Хотя бы потому, что те водка и джин, которые продаются сейчас, – не совсем те же напитки, которые существовали во время Флеминга, скончавшегося в 1964 году, через два года после премьеры «Доктора Ноу». И не исключено, что в 1950-х взбалтывание было предпочтительнее, а сейчас, как полагают многие бармены, мартини лучше аккуратно размешивать специальной ложкой.

Также стоит отметить, что в «Докторе Ноу» рецепт любимого коктейля Бонда называется дважды, и оба раза это делает не главный герой. Сперва официант в отеле повторяет сделанный за кадром заказ, а затем доктор Ноу воспроизводит рецепт, подчеркивая тем самым, что его приспешники внимательно следили за британским агентом и фиксировали все его слова.

Сам Бонд впервые произнес «Взболтать, а не размешивать» в «Голдфингере» 1964 года, но считать эту фразу цитатой из «Голдфингера» вряд ли стоит. Ведь важно тут не то, как Коннери произносит рецепт, а то, что у суперагента вообще есть любимый коктейль, продуманный до таких мелочей, как «размешивание или взбалтывание». Ведь большинство экшен-героев тупо глушат пиво, виски или водку, и среди них должен быть кто-то, кто видит в алкоголе не только спирт, но и искусство. Не для того, чтобы отличаться от других, а для того, чтобы напоминать, что, как бы ни была сложна и напряженна жизнь, в ней всегда есть место для мелких интеллигентных радостей! Вроде молекулярной химии и жидкостной физики…