Рецензия на фильм «Елена»

Заглавной героине — немолодой медсестре — повезло выйти замуж за богатого пациента. Она живет с ним в роскошной квартире на Остоженке, время от времени навещая бедную семью — сына, невестку, пару внуков, к которым состоятельный супруг испытывает явное отвращение. Смирная Елена мирится с ситуацией — до тех пор, пока не возникает необходимость отмазать старшенького от армии.

До сей поры наше фестивальное все Андрей Звягинцев мало интересовался сегодняшним днем – первые два его фильма, «Возвращение» (2003) и «Изгнание» (2007), обласканные Венецией и Каннами, не имели никакого отношения к настоящему: притчи, утоляющие потребность западного зрителя в фирменном духоискательстве русского авторского кино. В третьей картине Звягинцев, очевидно насмотревшись актуального отечественного жесткача вроде опусов Валерии Гай Германики (не зря две роли в «Елене» — одна из которых ключевая — отданы актерам из сериала «Школа»), бросил условную нетленку, переориентировался на злободневку — и снял чуть ли не самую важную российскую картину последних двадцати лет.

Кастинг в «Елене» точечный, как бомбардировка — и лучшая позиция у Елены Лядовой, играющей прожженную дочку главного героя: циничная девица на папином содержании, с неохотой навещающая его в клинике, оказывается герою ближе, чем сердечная жена, готовящая ему по утрам идеальную овсянку и пичкающая по расписанию лекарством. В их диалогах прорезается беспощадный саркастический юмор, в котором Звягинцева до сих пор заподозрить было трудно: «Гедонистка, блин — такая же, как мама», — с любовью говорит персонаж Смирнова дочери.

А заглавной героине, представительнице народа-богоносца, по дороге к семье в окне электрички чудится мертвая белая лошадь — очевидный привет из образной системы Тарковского, в эпигонстве по отношению к которому все эти годы состоял главный упрек, адресованный Звягинцеву отечественной критикой. Окей, проехали лошадь и поехали дальше — как бы говорит нам подражатель. Мне и дальше есть что сказать.

Жесткий финал «Елены» без обиняков сообщает зрителю: у Звягинцева нет иллюзий не только по поводу современного российского общества — он не особенно заблуждается и по поводу человеческой природы. А это, кажется, первый шаг к тому, чтобы стать большим кинохудожником ханековско-триеровского масштаба и формата.