
Тони Сервилло в образе итальянского президента заразительно слушает попсу.
Режиссер Паоло Соррентино («Великая красота»), который пусть и редко, но все же выбирается на соседние фестивали — недавно «Партенопа» штурмовала Каннский конкурс, — чаще отправляет свои детища в объятия первых зрителей именно дома, в Италии, на Венецианской Мостре. Когда пассажи про всеобъемлющую любовь кинематографиста к родному Неаполю закончились, он вернулся к другим старым привязанностям — итальянским политикам и их непопулярным решениям. Раньше Паоло называл своих героев по именам и заходил на территорию опусов биографических: «Изумительный» был посвящен Джулио Андреотти, «Лоро» — Сильвио Берлускони. В «Помиловании» (или «Благодати» — локализации пока нет) фигурой для изучения вместо премьер-министров выбран президент Мариано Де Сантис, которого сыграл верный соратник Соррентино Тони Сервилло. Не хмурьте лоб, пытаясь припомнить имя, — прототипа в итальянской политике не сыскать, на экране образ собирательный, в котором больше прощания с эпохой, чем парадных портретов.
Срок Де Сантиса на посту президента Итальянской Республики подходит к концу, но еще можно успеть принять несколько радикальных решений, последствия которых достанутся в наследство преемнику, а широкий жест дополнит биографию уходящего лидера. Одним из основных пунктов обсуждения становится эвтаназия — дочь Доротея (Анна Ферцетти) убеждает отца подписать законопроект, но католическое наследие диктует обратное: Папа Римский едва ли благословит добровольный уход из жизни. Впрочем, дела государственной важности выступают скорее фоном для угасания личного и мужественного: по-своему обаятельный и проницательный синьор принимает свою слабость и конец значительного этапа в жизни. Стареющего мужчину терзает вопрос, ответ на который он не может получить уже 40 лет. У его покойной жены Авроры был роман: вдовец вроде бы простил, но не забыл и все еще хочет узнать имя любовника женщины, по которой скорбит каждый день.
Эвтаназию, которая все чаще волнует и европейских граждан, и, как следствие, режиссеров Старого Света («Все прошло хорошо»), Паоло Соррентино помещает в рамку широкого рассуждения о свободе и несвободе: заслуживают ли люди запертые в своем теле недугом, помилования от близких или же нет оправдания для убийства? К тому же буквальное оправдание заключенных — еще две папки на столе, требующие подписи Де Сантиса: может ли милосердие не противоречить правде? Карьерный путь президент начинал судьей, а потому со справедливостью и приговорами у него долгая история взаимоотношений, как и с осуждением в целом — будь то граждане страны или почившая супруга.
Красиво размеченная мысль и размах разговора о категориях свободы остаются лишь своеобразным контуром сюжета, который наполняют куда более местечковые ситуации и маленькие прелести. Создается впечатление, что Соррентино подустал от размышлений о вечности и хочет заняться чем-то более приземленным: вот и его герой, утомившись от гнета ответственности, черпает радость в прослушивании попсы, редких прогулках и ужинах с дочерью. Меню, правда, удручает — сплошное киноа и никакой пиццы. От такой простоты и прямодушия юмора привычные стилистические и визуальные изыски, унаследованные Соррентино от великих итальянских режиссеров, кое-где кажутся то ли самопародией, то ли упражнением в постиронии: непонятно, то ли смеяться, то ли плакать. Но сопереживать удается по-настоящему. Тони Сервилло настолько бережно и с нежностью играет уязвимость главы государственного аппарата, что сложно не проникнуться увяданием не эпохи, а человека. Вроде бы приличного и ответственного, но со своими предрассудками и причудами.
В очередном прощании с уходящим побеждает не система, а гуманизм, который и должен пройти проверку на прочность — решительностью и решениями. В конце концов по улицам Италии уже бродят роботы: кто-то же должен в наш век нанотехнологий сохранить слезинку космонавта?
Фильм La Grazia выйдет в российский прокат. Дата релиза будет объявлена позднее.