«Все наши герои немного со сдвигом»: интервью с Антоном Бильжо, режиссёром «Амбивалентности»

Мы поговорили с Антоном о его новом фильме, психиатрии, связи секса и гирлянд и бытового с мифическим.

Как к вам попал сценарий «Амбивалентности»? Ведь его авторы, Любовь Львова и Сергей Тарамаев, до этого все свои сценарии экранизировали сами.

Они продали этот сценарий продюсеру Асе Темниковой, и она уже позвала меня. Сценарий, в общем, был уже на продакшене, и всего месяц был у нас для съёмок — то есть надо было в довольно быстром режиме погружаться в историю и как-то в ней себя находить. У меня это был первый опыт работы по чужому сценарию вообще, довольно интересно.

Как думаете, могли ли продюсеры сознательно дать вам этот сценарий из-за темы? Фильм о психиатрах, а ваш отец, Андрей Бильжо, в том числе известный врач-психиатр.

Для меня это до сих пор вопрос, я так даже не разговаривал подробно с продюсерами Асей [Темниковой], Олей [Цирсен], почему вообще я. Ну, может, действительно потому что психиатрия, а у меня папа психиатр. Может, это из-за «Рыбы-мечты», что-то им там понравилось. Не знаю, точно не могу сказать.

Когда вы погружались, передавали эту специфичную эстетику психиатрических клиник и институтов, консультировались с настоящими врачами или отцом?

Да, конечно, я первым делом сценарий показал папе — он там много неточностей сразу обнаружил. Например, там главным героям было по 18 лет, а не может быть столько лет ординаторам, ими становятся уже далеко за 20.

Ну и дальше ещё было несколько человек, с которыми я консультировался тоже. С кем-то папа познакомил, и это очень интересно — я встретил людей, которых видел когда-то давно в детстве. У одного я яблоки на даче ел и вот спустя столько лет опять увидел. Было как-то трогательно.

Ещё был человек, который был постоянно к нам приставлен, Артём Слюсарев. Я побывал в психиатрической клинике, где он работал, и вообще контакт был очень глубоким — собственно, и название фильма «Амбивалентность» с его подачи появилось.

Изначально не так фильм назывался?

Да, «Люблю тебя ненавидеть» было первое рабочее название. Но он дал про амбивалентность нам какие-то вещи, что-то рассказал, и возникло это название.

Была очень плотная работа: мы ходили по клиникам, общались с разными людьми. Было такое экспресс-погружение в психиатрию.

Когда вы разрабатывали внешний — а может, и не только внешний — стиль фильма, опирались ли каким-либо образом на режиссёрские работы Тарамаева и Львовой? На мой взгляд, фильм отличается стилистически от вашей «Рыбы-мечты» и слегка напоминает их «Зимний путь», например.

Это, скорее всего, идёт от сценария, наверняка какие-то решения были связаны с ним. Я смотрел «Зимний путь», конечно, но совершенно не думал о том, чтобы как-то его внешнюю форму воспроизвести. Наоборот, хотелось свою форму найти. Думаю, это связано с персонажами.

То есть это естественно всё вышло?

Ну да, из-за чуть-чуть такой экспрессивной манеры со страстными героями.

Ещё насчёт стиля: пространство фильма, оно ведь очень необычное. Действие же в наше время происходит? Более-менее.

Ага.

Но при этом герои обитают в советских старых зданиях, сталинских квартирах — или в том же кафе, будто из прошлого века. Создаётся такое чувство, будто они вне времени немного. Это намеренное решение или тоже само вытекло из сценария?

Там действительно не было никакой привязки к какому-то времени, мне не хотелось делать героев хипстерами. Возможно, это связано с тем, что я в этих персонажах нашёл людей из своей юности, молодости — какие-то разговоры, которые мы вели, пока я учился на журфаке или заканчивал журфак. У меня такое ощущение от этого фильма, будто я вернулся на десять-пятнадцать лет назад. И, наверное, и в фильме это чувство передалось.

Формат 4:3 по этой же причине?

Да, это было предложение Саши Мартынова, оператора, попробовать сделать такое «золотое сечение». В фильме есть момент, где мы рассказываем о норме в целом, и более такой картинный формат эту тему отражает. С другой стороны, мы шли от актёров — мы не хотели длинного кинематографического кадра, он весь такой рваный. И вот пришло решение сделать 4:3.

Там даже, по-моему, был немного другой формат — не 4:3, а как раз под «золотое сечение».

Он, кажется, чуть шире, чем 4:3.

Да.

А вот насчёт актёров — быстро вообще их нашли?

У нас в целом всё очень быстро проходило. Актёров мы подбирали лихорадочно, в большом количестве их смотрели. Ну, Даню Стеклова я сразу захотел взять — потому что видел его в фильме «Близкие» и, когда читал сценарий, как-то сразу его в нём увидел. И пока мы смотрели других актёров, я все равно постоянно вспоминал о Дане. А Егора нашли в процессе.

Исполнительница третьей центральной роли в фильме, Ольга Цирсен, она же ещё и продюсер?

Да.

Она сама вызвалась играть? Ведь это ещё и самая смелая роль в фильме. Самая откровенная.

Да, она и должна была играть роль в этом фильме — и я рад, что она её играла. На мой взгляд, она сделала всё очень органично, какой-то туда свой опыт внесла. И во многом всё, что потом росло от её персонажа. Я с ней поговорил по скайпу, когда мне предложили проект, и увидел, что она может это сделать, и потому согласился вообще снимать. У нас хороший контакт произошёл, и я рад, что она есть в фильме.

У вас в фильме есть одно очень интересное решение: в «Амбивалентности» две, скажем так, эротических сцены, и обе сняты — в той или иной степени — с необычной частотой кадров. В первой своеобразный стробоскоп из-за лифта, во второй раз уже буквально пониженная частота кадров. Почему решили так сделать?

В фильме, в принципе, есть эта тема мигающих лампочек. Что-то, что как бы отвлекает человека, отвлекает и сбивает его. У нас есть такое увлечение гирляндами: в Москве, вообще в России. Потому что это даёт ощущение праздника рефлекторное. Даже если ты в плохом настроении где-то сидишь, рядом лампочки, и всё, у тебя Новый год на подкорке. Хотя темно вокруг, зима, мрачно.

Секс у нас связан с этими лампочками и попыткой как-то отвлечься от пустого простого существования. Найти какой-то выход, какое-то приключение.

Вот вы говорили про норму. Получается, у вас фильм в какой-то степени отвечает на расхожую идею о том, что все психиатры — тоже психи. Как вы к этому относитесь?

Вот, честно, мой папа не был доволен этой идеей. И это, конечно, стереотип: не только психиатры — психи, у всех вообще есть свои проблемы. Просто это дало какую-то свободу персонажей и интересный угол зрения — мы хотели, чтобы все наши герои были немного со сдвигом. Это позволило находить каких-то парадоксальных персонажей вроде девушки с помпоном, которая идёт по улице и говорит, что любит секс. В сценарии была какая-то другая «рыжая бестия», а тут вот появилась она.

Мы везде искали контрастных интересных персонажей и свободно подходили к тому, что все люди немного странные. Это касается не только психиатров, а вообще всех героев в фильме.

А вообще сильно изменился сценарий в ходе работы?

Ну он изменился, да — где-то появились какие-то сцены, где-то мы импровизировали: например, сцена с браслетом, где кричит Даня на Екатерину Сергеевну, её не было в тексте, она импровизационная. Мы специально взяли целый день для неё, потому что нужен был такой момент — чтобы показать, что человек вообще серьёзен в своих намерениях.

Вот этот секс с лампочками тоже так возник. Сцену дня рождения я взял из другого варианта сценария — в общем, довольно свободно я с ним обошёлся. Благо, было мало времени и никто меня не контролировал.

Не знаю, пошло ли ему это на пользу, но мне, чтобы туда включиться, надо было как-то акценты сдвинуть. Хотя бы из-за того, что герои стали взрослее, естественно, какие-то вещи поменялись.

В сцене с браслетом ведь, если не ошибаюсь, проектор на стену что-то транслирует. А что там показывается? Есть в этом какой-то…

Там мой фильм.

А-а-а-а… короткометражка?

Да, «Сказание о нас с Евгенией» — и это было сделано для того, чтобы мы не попали на авторские права. Всё было очень срочно, и я предложил поставить свой фильм. Доволен тем, что в моём фильме мой фильм, а в том фильме — ещё один…

Были ли ещё какие-то намеренные отсылки? К «Мечтателям» вот точно была текстовая.

Наверняка есть какие-то референсы — осознанные и неосознанные, — там и Бергман много раз приходил на ум. Но я не думаю, что где-то в фильме есть открытые цитаты.

Мы тут невольно вспомнили про ваши короткометражки — вы ведь их много сняли, и многие были на важных фестивалях вроде «Кинотавра». Помогло ли это вам в ваших полнометражных работах?

Конечно. В короткометражках ты пробуешь, находишь свой стиль, ты свободен в них абсолютно — в большой форме, в полном метре ты никогда не бываешь так свободен, как в коротком. Там ты можешь экспериментировать и искать темы, на какие ты вообще хочешь что-то снять, на что ты готов взять деньги в банке в кредит. Должна тема так заводить, что её просто очень хочется сделать любыми путями, и так ты обретаешь уверенность, что тебе вообще нужно снимать. Что ты готов ради этого что-то сделать.

Так что да, вот такой у меня был путь к большому кино — через короткометражки.

А реклама?

Рекламу я писал как копирайтер долгое время. Я просто на самом деле хотел быть писателем всегда. Но был журналистом почему-то. В общем, выбрал очень долгий путь.

Потом я понял, что хочу сам что-то придумывать, и пошёл в рекламу — была какая-то большая неуверенность в себе. Ну а потом поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссёров — тоже чуть ли не случайно — и начал снимать. Рекламу я тогда ещё не снимал, сразу принялся снимать маленькие авторские фильмы, потом уже начал немного и рекламу режиссировать.

Как думаете, помог вам этот длинный путь? Или лучше, если б сразу начали кино снимать?

Я не представляю, как было бы иначе. Жизнь сложилась, как сложилась, и я думаю, что в результате это всё как-то помогло, меня сформировало. Я такой, какой я есть, и я был бы другим, если бы начал снимать в 20.

«Рыбу-мечту» вы ведь частично финансировали сами?

Да. Ну ещё папа помог. (Смеётся.)

«Амбивалентность» в этом смысле — продюсерский проект. И как вам больше понравилось работать? Это ведь два совершенно разных подхода к производству.

Я не знаю — они действительно абсолютно разные, — с «Рыбой-мечтой» я много лет ходил к продюсерам, год ждал, там вроде кто-то взялся, потом у них возникли финансовые проблемы. И я чувствовал ответственность за деньги: когда у нас срывались съёмки, могло всё вообще прекратиться. Пару раз такое было, когда мы камеру водой залили.

Было страшно со многих точек зрения. А здесь всё быстро, безболезненно, как операция под наркозом. И более комфортно, с одной стороны. Но вообще и так, и так понравилось. Хотя во второй раз удобнее: и сценарий уже был написан — и блестящий сценарий, — я вообще не знал, что так может со мной произойти. Что сценарий уже есть, и меня зовут режиссёром. Это был такой подарок судьбы интересный.

А в будущем как бы больше хотели снимать? Или и так, и так?

И так, и так. Мне оба варианта нравятся.

Есть уже какие-то конкретные проекты?

Да, есть несколько идей, и я надеюсь, что получится сделать с этой же командой что-то. Я очень горю, сейчас работаю с прекрасным сценаристом Хельгой Ландауэр, которая вот «Хрусталь» писала.

Есть ещё сценарий, который я давно написал — называется «Невидимый мой», — его я тоже давно хочу реализовать, и у меня даже есть согласие Чулпан Хаматовой. Вот два проекта, которые, в общем, хочется развивать.

А вот в «Искусстве кино» у вас публиковался сценарий, «Аттракционы Навуходоносора». С ним как, дело дальше не пошло?

Нет, к сожалению. Я его как-то туда-сюда показывал, и никак не сложилось. Ну, так бывает. Может, когда-нибудь вернусь к нему.

«Невидимый мой», насколько я читал, про женщину, чей муж — невидимый?

Да.

Получается, ваши сценарные проекты так или иначе работают с фантастикой. «Тихой» фантастикой, понятно, не «Звёздными войнами», но всё же. Вас увлекает эта тема?

Мне нравится бытовая сказочность и личная какая-то мифология людей. Кажется, что в этом можно что-то найти и как-то с этим работать. И вот проект, который мы делаем с Хельгой, он тоже немного сказочный.

То есть все они бытовые сказки. Не знаю, может, у меня мифологическое какое-то мышление, но мне кажется, они интересно сочетаются — бытовые вещи с мифологическими.

Это интересно, ведь у нас сейчас такого не делают. Привыкли всё как-то разграничивать.

Я знаю, да, мифологические фильмы принято считать фильмами коммерческими, с большим бюджетом, а вот авторские — это такой полудок. Мне хочется найти что-то между.

Кстати, насчёт коммерческого и авторского. Как вы себя определяете в контексте российского кино? И какие авторы вам нравятся? Вы вот «Хрусталь» вспомнили, правда, он не совсем российский…

Мне понравился «Хрусталь», да, очень. Мне нравится… да многие авторы мне нравятся российские. Чупов с Меркуловой прекрасные, Мещанинова прекрасная, Германика, все эти ребята. Мы все как-то дружим, у нас своя среда своеобразная. Миша Сегал ещё. Конечно, мне нравятся Тарамаев со Львовой. Сейчас очень жду сериал, который они сняли [речь о сериале «Доктор Преображенский». — прим. ред.], было бы очень интересно посмотреть.

А своё место… думаю, тут как раз то, о чём я сказал: я пытаюсь найти территорию, где есть миф и есть реальность, и они переплетены в ироничной, может, форме. Где-то на границе жанров, на границе документального и мифологического есть неизведанная территория, куда можно войти через человека, попробовать найти его сказочный мир, не совсем реальный. Потому что мы все живём не совсем в реальности, а реальность документальная, социальная — это явления, нам навязанные.