Жизнь как чудо

Когда большевики пришли к власти и разгромили своих противников, они отменили чудеса. Новая власть утверждала, что не рассказывает сказки, а превращает их в быль. Вера в чудо была объявлена пережитком старины и предрассудком, от которого во что бы то ни стало надо было избавиться. Это немедленно отразилось в массовой культуре, где основным художественным методом был объявлен социалистический реализм – доходчивый, идейно выдержанный и лишенный волшебства и мистики.

Казалось бы, в Голливуде дела должны были обстоять иначе, если не прямо противоположно. Но и там чудесные истории не приветствовались. Как и советская публика, продвинутые западные зрители видели в волшебных историях устаревшие суеверия, недостойные современного, образованного человека. И продюсеры, которые вкладывались в «невозможное» кино, нередко оказывались на бобах.

Чтобы все же выпускать сказочные картины, по обе стороны океана придумывали приемлемые для зрителей «обертки». Показательно, что в двух популярнейших сказочных лентах довоенного кино – «Новом Гулливере» Александра Птушко и «Волшебнике страны Оз» Виктора Флеминга – удивительные события оказывались снами главных героев, советского мальчика и американской девочки. Причем в обоих случаях это было новшество сценаристов. В классических книгах, положенных в основу «Гулливера» и «Волшебника», действие развивалось наяву.

Но как ни пыталась идеология победить чудеса, они все же проникали на экран и на подмостки. И важнейшей отдушиной для них стали новогодние фильмы, мультфильмы и спектакли. Даже сталинский режим вынужден был еще до войны признать, что детям и взрослым нужны новогодние праздники. Конечно, это были именно новогодние, а не традиционные рождественские торжества, и вместо христианского культа их основой стали сказки о Деде Морозе и Снегурочке. Но все же это было признание того, что хотя бы раз в год у советских людей, детей и взрослых, есть право на чудо.

То же самое и в те же годы происходило на Западе. Так, в 1946 году Фрэнк Капра снял рождественскую чудесную историю «Эта прекрасная жизнь», а год спустя Джордж Ситон выпустил картину с участием Санта-Клауса «Чудо на 34-й улице», и обе они после распространения телевидения стали главными новогодними зрелищами. Позднее к ним присоединились такие волшебные ленты, как сказочный мультфильм «Приключения олененка Рудольфа», который в Америке до сих пор обожают.

Конечно, и в СССР, и на Западе новогодние ленты были не единственным местом, где в кадре можно было увидеть чудо. У нас, например, допускались экранизации классических волшебных сказок вроде «Золушки», которые подавались как ознакомление с культурным и народным наследием. Но показательно, что когда советское кино решилось экранизировать современный сказочный роман братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу», оно сделало из него новогодний мюзикл «Чародеи». Волшебные палочки в руках советских ученых были бы слишком вызывающими за границами «новогодней реальности». В Америке с чудесами было проще, однако и там новогоднее кино было маркировано как особое место для сказочных историй.

Но годы шли, западный прокат покоряли спецэффектные блокбастеры, и постепенно чудо девальвировалось. Из особого блюда для сказочных экранизаций и новогодних историй оно стало экранной повседневностью. Фантастические чудеса «Звездных войн», супергеройские чудеса комиксных блокбастеров, киберпанковские чудеса «Матрицы», пропитанные магией фэнтези-эпопеи «Властелин Колец» и «Гарри Поттер»… Чтобы сохранить свою уникальность в новой кинореальности, новогоднее кино должно было радикально измениться. И оно изменилось.

Какие западные ленты последних десятилетий мы причисляем к новогоднему кино? Боевик «Крепкий орешек», детская криминальная комедия «Один дома», романтичная комедия «Реальная любовь», новейшие семейные комедии для взрослых «Очень плохие мамочки 2» и «Здравствуй, папа, Новый год»… Все это фильмы без новогодних чудес и даже без намеков на них.

Когда же на Западе снимают кино про Санта-Клауса, то это зачастую ленты, которые комически принижают, деконструируют и рационализируют миф о Северном полюсе. Так, в фильме «Санта-Клаус» с Тимом Алленом оказывается, что Санта подчиняется юридической магии, а в новой французской комедии «Санта и компания» полярный чародей прилетает в Париж за таблетками аскорбинки для заболевших эльфов. Казалось бы, это волшебные истории, но они не хотят ставить удивительные чудеса во главу сюжетного угла.

Современное западное новогоднее кино – это прежде всего семейные истории. Они рассказывают о сближении расставшихся было близких людей и о рождении новой любви и привязанности. Они прославляют дружные семьи, воспевают душевную открытость и подчеркивают, что никакие деньги не заменят человеческих отношений. Даже кровавый «Крепкий орешек» рассказывает о мужчине, который спасает целый небоскреб людей, чтобы защитить свою жену.

Наше кино не так набито эффектами, как голливудские ленты, но отечественные коммерческие режиссеры вынуждены конкурировать с западными постановками и играть по их правилам. Что они и делают с большим или меньшим успехом. Вспомним, как год назад волшебная новогодняя лента «Дед Мороз. Битва магов» с Федором Бондарчуком превратила сказку о Деде Морозе в фантастическую историю о тайной организации и об изобилии людей с магическими способностями. Типичная голливудская деконструкция-реконструкция, лишающая Деда Мороза уникальности и подлинной, восхитительной чудесности.

Следует западному тренду и инициированный Тимуром Бекмамбетовым новогодний антологический цикл «Елки», который выходит с 2010 года и который только что обзавелся шестой серией «Елки новые». С самого начала авторы цикла решили, что их сценарии будут следовать принципу «На Деда Мороза надейся, а сам не плошай», и они до сих пор этого принципа придерживаются. В фильмах цикла есть удивительные совпадения и причудливые стечения обстоятельств, которые порой создают ощущение новогодних чудес. Но волшебства как такового нет ни в самых первых «Елках», ни в «Елках новых», придуманных и снятых под режиссерским руководством Жоры Крыжовникова, создателя «Горько!» и «Самого лучшего дня».

При этом работающая над «Елками» студия Bazelevs отнюдь не чурается невозможных историй. Она прославилась благодаря «Ночному Дозору» и «Дневному Дозору», и в ее фильмографии много других лент в жанрах «фантастика» и «фэнтези», от «Особо опасен» до «Он – дракон». Но когда режиссеры и сценаристы Bazelevs рассказывают новогодние истории, они хотят, чтобы счастье на экране было возможным, человечном и душевным, а не полученным от сказочного героя. И, пожалуй, это лучший подход, чем «чудесная» рождественская традиция, восходящая к «Рождественской песни в прозе» Чарльза Диккенса. Хотя есть что-то грустное в том, что настоящая любовь теперь такой же новогодний эксклюзив, каким прежде были волшебные подарки.